Окна

Перед выступлением втащили на сцену парты и учительский стол, и мои артисты расселись по своим обычным местам, как в классе. Каждый играл себя: Икупчейвун — Икупчейвуна, Кеулин — Кеулина, и только Пантелеев, мой отличник с ясным взором и ясным голосом, изображал Новый год.

Я объявил наш номер. Отворилась дверь, и вошел Новый год с классным журналом в руках.

— Здравствуйте, — сказал Новый год.

Все встали, и только двое на задней парте поднялись еле-еле, как и было задумано в театрализованном представлении.

— И тут не могут себя вести, — сердито сказал директор Александр Петрович. Он был незнаком с авторским замыслом, и я испугался, как бы он не испортил мне режиссуру.

Но ребята держались молодцами. Привстав, они сразу же уселись на спинку парты. На репетиции-то они старались, вскакивали раньше всех, и мне стоило труда убедить их держаться естественно, как в жизни.

— Садитесь, — ясным голосом сказал Пантелеев. — Я Новый год.

Икупчейвун немедленно достал какую-то тетрадь и принялся рисовать.

Александр Петрович укоризненно покачал головой.

— Ой, а что вы будете у нас преподавать? — спросила Маша Пенечейвуна.

— Очнись, это же Новый, год, — сказала спокойная Кымытгивев.

— А что это за книга? Классный журнал? — не унималась Пенечейвуна.

— Это не журнал, — объяснил Новый год, — это книга, куда я записываю ваши пожелания. Дело в том, что вы можете заказать мне любой сон в эту ночь, и он обязательно сбудется. Ну, кто первый?

Новый год раскрыл журнал.

— Ну, вот хотя бы… Кеулин!

Кеулин встал и уныло — должен был уныло сказать:

— А я не готовился.

Но он сказал это, давясь от смеха. Зрители тоже засмеялись.

— Тут и не надо готовиться, это не урок. Надо просто подумать, какое свое желание ты хотел бы видеть исполненным, — терпеливо объяснил Новый год — Пантелеев.

— Я! — крикнул Икупчейвун. — Я знаю!

— Подними руку, — назидательно сказал Пантелеев.

«Как верно усвоил! Какая интонация! Ах, ему бы, ему быть учителем, а мне сидеть на задней парте».

— Итак, сон Икупчейвуна! — объявил Новый год.

Икупчейвун упал головой на парту и захрапел.

К доске вышла спокойная Кымытгивев с листами бумаги, свернутыми в трубку. Она развернула первый лист, на котором были изображены школа и Петя Икупчейвун, по обыкновению хмурый. На втором рисунке из-под крыши вился легкий дымок.

— Лицо Икупчейвуна проясняется, — комментировал Новый год.

А дым все больше и больше.

— Широкая улыбка на лице Икупчейвуна…

Из окон выбивались языки пламени. Дым столбом.

— Икупчейвун вне себя от радости…

Петя сам готовил рисунки к своему сну.

Школа исчезла в оранжевых клубах дыма, а рядом художник изобразил себя.

Сейчас, когда все смеялись, он не мог более притворяться спящим и поднял голову, чтобы посмотреть на свой «сон» вместе со всеми. Последний рисунок изображал только дымящиеся развалины.

— Сгорела школа, — объявил Пантелеев.

— А где же Икупчейвун? — спросили все.

— Да, где же я? — повторил Икупчейвун.

— Лопнул от радости! — пояснил Новый год. — Теперь в школу ходить не надо.

Зрители смеялись. Александр Петрович сдержанно улыбался…

— Я, можно я? — сказал Кеулин. — Придумал желание!

— Сон Кеулина! — объявил Новый год.

Спокойная Кымытгивев взяла другой сверток. На первом листе была изображена учительница математики с завязанной, как у известного чеховского генерала Булдеева, щекой.

— Елена Павловна заболела.

Потом шел учитель физкультуры с рукой на перевязи, я — с торчащим из-под мышки градусником, величиной с полено, и так далее, и наконец, школа с забитыми крест-накрест дверями и надписью: «Карантин».

На последней парте Икупчейвун и Кеулин смеялись, довольные своими снами и тем, что были в центре внимания.

За этот номер мы получили первый приз…

В заключение рассказа своего должен сказать, что не стало у нас после этого все идеально. По-прежнему ребятам моим никак не давался русский язык, по-прежнему было по двадцать ошибок в диктанте. Но когда Икупчейвун вдруг мрачнел или Кеулин заглядывал в окно, я, вместо того чтобы читать нравоучения, спрашивал: «Что, Юра (или: что, Петя?)? Опять видите свои сны?» И лица их светлели, оба улыбались, и работать нам было легче…

На дежурстве

Весной успеваемость, несмотря на призывы учителей «поднажать в последней четверти», становилась хуже. Отчасти были виноваты в этом быстро набирающие силу белые ночи. Солнце с каждым разом садилось все позже и позже, и дети все дольше по вечерам не уходили с улицы, бегали по поселку, когда им давно пора было спать. В школе на общем родительском собрании постановили с этим бороться, а в помощь родителям организовали дежурство учителей.

Иван Васильевич и Валентин Михайлович сошлись около десяти вечера у школы. Они покурили, глядя на море, которое уже открылось, только у берега метров на пятьдесят стоял припай. Полоса заката разлилась у горизонта, словно красные учительские чернила.