Окна

— Одна заря сменить другую спешит, дав ночи полчаса, — припомнил, продекламировал Валентин Михайлович. Он первый год жил здесь, приехав сразу после института, а потому каждое время года и все, что оно с собой приносило, было для него ново. Новы были затяжные штормы осенью, пурги и сияния зимой, а теперь вот белые ночи.

— Скоро и полчаса не даст, — отозвался Иван Васильевич. — Скатится вот сюда, — он имел в виду солнце, — постоит напротив поселка и снова вверх.

Иван Васильевич был старожилом.

Они пошли вдоль поселка, растянувшегося по косе, и справа у них было море, а слева лагуна, а за лагуной сопки — привычные их очертания. Сейчас на их склонах лежали тени: в той стороне были сумерки. Поселок был небольшой, одна прямая недлинная улица. Дети, еще издалека завидев учителей, прятались за дома, пережидали там, а потом с любопытством выглядывали. Стояли возле домов и взрослые чукчи. Вспомнив уговор на собрании, они покрикивали на детей, но не было в их голосах настоящей строгости. Когда учителя подходили, они качали головами и сокрушенно улыбались по поводу своей родительской беспомощности.

Дежурство выходило совершенно бесполезным. Не бегать же за учениками и не затаскивать их в дома силой.

— Вон и Локке мой, — возмутился Валентин Михайлович, заметив мелькнувшую за углом фигуру. — Добро бы хорошо учился, а то… Вот недавно отсутствовал три дня. Явился, спрашиваю: почему не ходил? Болел. А лицо — будто он месяц на Черном море загорал!

— В Дежнев ездил за утками, — спокойно сказал Иван Васильевич. — Там сейчас самая охота. Утки на Север идут.

— Да. Пошел я к нему домой. А он, оказывается, с отцом и ездил!

Иван Васильевич засмеялся.

— Скоро не станут ездить, — успокоил он. — Утки через косу полетят, за поселком.

— Да не в этом дело. Дело в принципе, — горячился Валентин Михайлович. — Родители не влияют на детей. Хоть сейчас, например…

Они уже прошли весь поселок и повернули обратно. Теперь море было слева, лагуна справа, а прямо перед ними вставала сопка. И дети как-то само собой оказались в противоположном конце поселка, мелькали под сопкой, и оттуда доносились их крики.

— А вы не думали, что они просто нуждаются в солнце? — сказал Иван Васильевич. — Долгая полярная ночь, пурги, сидение дома… Элементарная нехватка ультрафиолетовых лучей. А лето короткое. Вот они и используют каждую минуту. Пока солнце не зайдет, никто не ляжет. Да и вы не ляжете.

— Ну я, положим, и зимой поздно сижу.

— Тетради проверяете. А у них традиция, и не традиция даже, а естественная потребность. Посмотрите, сколько народу…

Действительно, люди стояли почти возле каждого дома. Некоторые ушли к морю. Колхозный тракторист Толя Унпенер сидел на крыльце со «Спидолой», ловил музыку. Походило это все на какой-то нешумный, но согласный праздник.

— Одно дело — взрослые, — еще возражал Валентин Михайлович, — а дети…

— А здесь и дети — взрослые. Как-то попалась мне книга о северных народностях. Некоего Штернберга. Я ее для вас найду. Так вот он пишет, что дети гиляков в десять–двенадцать лет уже совершенно как взрослые. Стреляют, гребут, ловят рыбу, работают наравне со всеми. И постоянно среди взрослых: на охоте, дома, на празднике. Так и здесь. Обращали внимание, как разговаривают чукчи с детьми? Как с равными. А мы, учителя, об этом как-то забываем или не хотим понять. Он летом охотился в море, был полноправным членом бригады, стрелял и разделывал моржей, да и китов приходилось, а вы его зимой в угол ставите. Ведь ставите?

Иван Васильевич преподавал в младших классах. На совещаниях в школе, где обсуждался очередной новый способ повышения успеваемости, он обычно помалкивал, выступал только, когда надо было охарактеризовать свой класс, причем прогнозы его бывали всегда такими мрачными, что директор только за голову хватался. Выходило, что у него чуть ли не половина будет неуспевающими, но с четвертными и годовыми контрольными класс его справлялся лучше всех…

— Да, конечно, местные особенности! — воскликнул Валентин Михайлович. — Но программа-то общая — что здесь, что на материке, И требования одни!

— В том-то и дело, — с досадой проговорил Иван Васильевич. — Кстати, вы кого оставляете в своем шестом?

— Локке, Икупчейвуна, Кеулина, — твердо перечислил Валентин Михайлович.

— Ну, Локке — ясно, ему жениться пора, а Икупчейвуна с Кеулиным — зря! Я их учил. Любознательные ребята!

— Да ведь по десять ошибок в диктанте!

— А в начале года?

— Двадцать — двадцать пять.

— Вот видите, — обрадовался Иван Васильевич, — по десять! Это же очень хорошо. Вы не смотрите, что по нормам за пять ошибок надо ставить два. Поставьте им три…

— Это что же? Завышать?

— Не завышать. Условно. Притом, если вы их оставите, это будут жертвы вашей педагогической неопытности. В этом году вы сами учились. В будущем начнете работать творчески. Вот увидите. Повозитесь с ними еще год. Только учтите, что русский язык для них все-таки не родной. Что собственная фонетика у них другая. Учтите и… — Иван Васильевич помолчал. — Вы утку на лету подстрелите? — неожиданно спросил он.