Тот – с видом «так уж и быть» – покорно положил свою ладонь в Славину. Почти не дыша, Слава надел кольцо на безымянный палец и поцеловал его руку, прежде чем отпустить. Они встретились взглядами: шутки кончились.
Лев наклонился к Славе, Слава приподнялся на носках, они соприкоснулись губами. Между поцелуями Слава произнес:
– Мы первый раз поцеловались в этот день.
Лев прошептал в ответ:
– Я помню.
– Фу, почему здесь столько азиатов? Как в Корее!
– Ты что, ненавидишь азиатов?
– Нет, они мне просто не нравятся!
– Почему? Может, ты сам азиат.
– Че? Я не азиат.
– А ты знаешь, что коренные народы Сибири – азиаты?
– А я тут при чем?
– Ты же из Сибири. Как ты можешь быть уверен, что ты не азиат?
– А ты?!
– А я и не ненавижу азиатов!
– А я ненавижу!
– Пап, Ваня – расист!
– Пап, почему Мики говорит, что я азиат?
Было неясно, от какого папы они требуют внимания, и Лев надеялся, что Слава ответит им что-нибудь за него. Слава так и сделал.
– Так! – строго сказал он, прерывая балаган. – Ты, – он показал на Ваню, – не азиат. Но даже если был бы, в этом нет ничего плохого. А ты, – он показал на Мики, – не провоцируй его.
Мики закатил глаза.
– Он провоцируется с того, что я называю его азиатом, а это даже не обидно! В его возрасте меня дразнили педиком, и ничего…
«Да уж конечно», – устало подумал Лев, одной рукой придерживая Ваню за капюшон (чтобы никуда не ускакал в гиперактивном порыве), а другой вызывая такси через Uber.
Они выбрали двухкомнатную (две спальни и гостиная) квартиру на улице Джепсон-Янг-лэйн в популярном, но умеренно дорогом районе для новоприбывших. Главным критерием выбора стала близость школы: дети были достаточно взрослыми, чтобы ходить в нее самостоятельно, а родители – достаточно тревожными, чтобы не разрешать им кататься по крупнейшему городу Канады без знания языка.
Еще на выходе из аэропорта Мики начал пробовать название улицы на вкус:
– Джепсон-Янг-лэйн, Джепсон-Янг-лэйн… Хрен запомнишь. Почему они не могут называть улицы по-нормальному, типа «Мира» или «Суворова»?
– Во-первых, не говори «хрен», – попросил Слава и, пресекая Микин порыв сказать: «Это не мат», добавил: – Джепсон-Янг – это фамилия. Так звали канадского врача, который сделал большой вклад в борьбу со СПИДом, задокументировав свой опыт. Он вел дневник до самой смерти.
– И когда он умер? – поинтересовался Мики.
– Не помню, в 90-х.
– Наверное, был геем, – хмыкнул мальчик.
– С чего ты взял?
– А кто еще мог умереть от СПИДа в 90-х?
– Кто угодно, – пожал плечами Слава. – Что за стереотипы?
Мики, криво усмехнувшись, вытащил телефон из кармана и заводил большим пальцем по экрану. Лев сразу догадался: гуглит.
Не прошло и тридцати секунд, как Мики выдал:
– Да, он был геем, я же сказал!
– Ну и что? – устало вздохнул Слава.
– Да ничего. – Мики убрал телефон в карман. – Будем жить гей-семьей на улице, названной в честь спидозного гея. Миленько.
Лев резко одернул его:
– Следи за словами.
– Я сказал «гей», – оправдался Мики, имея в виду, что обычно он использует куда более уничижительные синонимы.
– Ты сказал «спидозный», – напомнил Лев. – Следи за словами.
– Я не знал, что мы теперь оскорбляемся из-за слова «спидозный». У нас в семье кто-то спидозный?
Слава часто повторял: «Нельзя бить детей». Обычно он это говорил, когда Лев уже ударял Мики, но иногда успевал и превентивно: «Поговори с ним серьезно, только не бей, детей бить нельзя». Каждый раз, когда Лев хотел отвесить Мики хорошенькую оплеуху или подзатыльник, он повторял про себя Славины слова как мантру, и в семи из десяти случаев это срабатывало. Слава ужасно корил его за те моменты, когда Лев все-таки ударял Мики, а Лев гордился собой за те, в которые не ударял. Он же понимал, насколько их на самом деле больше.
Вот, например, как этот. Лев сделал глубокий вдох, повторил про себя: «Нельзя бить детей» – и потребовал ледяным тоном:
– Дай сюда свой телефон.
Пока Мики с жаром отстаивал свои демократические свободы («Ты не имеешь права забирать у меня телефон!»), Лев одним движением вытащил мобильник из его кармана и передал Славе. Слава убрал его во внутренний карман куртки.
– Получишь через неделю.
– Супер, – недовольно фыркнул Мики, но после этого затих.
Ванкувер напоминал Льву Сан-Франциско, и это было совершенно несправедливо, потому что из общего у них были только язык и ухоженные бездомные, поедающие фастфуд возле метро. Но Лев видел сходства во всем: например, мост, соединяющий аэропорт с остальным городом, напомнил ему Золотые Ворота, хотя не был красным (и золотым тоже не был, и, говоря совсем уж честно, у него даже не было никаких «ворот»). Все здесь – не внешне, а в ощущениях – было таким же: запах в такси, уличный шум, вкус чужой воды на языке, – и весь он, уставший, разбитый, с неясными планами на жизнь, был будто бы немного таким же, как