Окна во двор (сборник)

— Садитесь, — сказал Хлюмин. — Вы еврей? — Тот покачал головой. — Итак. Создав сплоченную преступную группу, имея оружие, явки, связи! Имея квартиру на Можайском шоссе! Из окна которой можно было произвести прицельный выстрел! Вы ждали несколько лет. Почему?

Мешков-Громов молчал.

— Потому что ты лжешь! — Хлюмин перешел на «ты». — Ты хочешь запутать следы! — он встал, достал из шкафа просторную кожаную куртку и перчатки с крагами, стал медленно одеваться. — Назови свою истинную цель!

— Мы правда хотели убить товарища Сталина, — вздохнул Мешков-Громов, с ужасом глядя, как Хлюмин натягивает перчатки.

— Врешь, сволочь, — Хлюмин правой рукой схватил его за ворот арестантской рубахи, а левой ударил в нос. Брызнула кровь. — Правду говори! Правду говори! — он бил все сильнее. — Ну! Мозги вытряхну, сука! Правду! Правду!

— Оружия не было, — залепетал, застонал, зарыдал Мешков-Громов. — Насчет оружия я солгал! Но я хотел его убить. Все равно хотел. Я лично хотел перегрызть ему горло…

— И выпить кровь? — странно спросил Хлюмин.

— Да! — закричал Мешков-Громов и сложил губы трубочкой.

У Хлюмина спина похолодела, мурашки побежали.

Он прошептал:

— Волька Мешков, я тебя знаю. Ты кровосос. Ты любил, чтоб у девок месячные были, я помню, ты хвалился. Сталина надо было еще в двадцатом зажарить и съесть. Но тебе это приснилось, людоед, враг народа, шпион, предатель, террорист, падаль!

Хлюмин сбил его с ног, пнул в живот, заорал: «Людоед!» — громко, чтоб в коридоре слышно было. Пару раз плюнул в него.

Позвал конвоиров. Мешкова-Громова уволокли.

Хлюмин снял запачканную куртку и перчатки, кинул в угол.

Сел за стол. Снова вытащил очки, перечитал тисненую надпись на футляре. Наверное, внук этого Франца Зоммерберга сейчас живет во Фрайбурге и мастерит очки. Смешно. А этот гаденыш — выходит, настоящий упырь? Страшное дело. Или ненормальный? Может, отправить его на психическую экспертизу? А зачем? Все равно ему расстрел.

Как интересно: он, Иван Клюммер, ненавидит интеллигентов за революцию, которая отняла у него дом и родителей. А за что так кроваво ненавидит Сталина бездарный поэт Мешков, псевдоним Громов?.. Ведь соввласть ему дала буквально все! Почему?

Нет, нет. Ничего интересного. Главное — не размышлять. Это опасно. Можно незаметно стать интеллигентом.

помнишь, мама моя, как девчонку чужую Предатель

Андрей вернулся домой часа через два: проводил Жанну, и еще они минут двадцать посидели на лавочке у нее во дворе. У Жанны в сумке оказалась банка пива, они ее выпили вдвоем, по очереди, и после каждого глотка целовались. Пока сидели, он убеждал Жанну, что все прошло отлично и она очень понравилась его маме с папой. Потом он довел ее до подъезда, даже до лифта. Подождал во дворе, когда она подойдет к окну и помашет ему рукой. Потом побежал к метро. Перед тем как зайти за угол, обернулся — она стояла у окна. Они еще раз помахали друг другу.

Дома было тихо, но неприятно, он сразу почувствовал.

Он разделся и пошел к себе, мимо двери большой комнаты. Со стола все было убрано. Папа сидел в кресле у книжных стеллажей и читал.

— Привет, — сказал Андрей.

— Угу, — сказал папа.

— Ты что, не хочешь со мной разговаривать? — сказал Андрей.

— А ты хочешь поговорить? — вдруг оживился папа. — Заходи, побеседуем. Наталья Васильевна! — позвал он маму. — Присоединяйся.

Если папа звал маму по имени-отчеству — значит, он сильно недоволен.

Мама вошла, села на диван. Андрей стоял под люстрой.

— У нас к тебе один вопрос, — сказал папа. — Она беременна?

— Кто? — сначала не понял Андрей. Потом спросил: — А какая разница?

— Никакой разницы. Ты все равно на ней не женишься. Но лучше без осложнений и чувства вины.

Андрей повернулся и пошел к двери.

— Стой! — крикнула мама. — Ты в уме? Где ты нашел эту пэтэушницу? Зачем ты ее пригласил? К воскресному обеду в родительский дом?

— А мы что, аристократы? Олигархи? — сказал Андрей.

— Мы гораздо хуже! — захохотал папа. — Олигарх назначает сыну-дураку пожизненную пенсию, и все дела. Женись хоть на продавщице, хоть на сомалийской пиратке. А вот я — простой профессор, а мама — рядовой доцент. Мои родители были инженерами, а дедушка — рабочим. Ты это знаешь. Мы росли. Тянулись вверх. Шаг за шагом. И я не допущу, чтобы мой сын рухнул вниз.

— Или? — дерзко спросил Андрей.

— Или это будет не мой сын, — папа сказал это очень спокойно.

— Жестко, — сказал Андрей, бодрясь.

— Ты предатель, — сказал папа. — Наташа, дай сигарету. Дай, дай, ничего, один раз можно! — Он закурил, закашлялся, и вдруг у него потекли слезы. — Мы с мамой жизнь положили, чтоб тебя вырастить и выучить. У мамы нет ни одного колечка. У нас старая машина. Все силы, все деньги — для тебя. Репетиторы, языки, лучший факультет лучшего института, стажировки, летние школы, — он вытер глаза.

— Я, конечно, очень за все благодарен, но при чем тут? — сказал Андрей.

— Только не говори, что ты ее любишь, — сказала мама.

— А я ее на самом деле люблю.