Окна во двор

– Гораздо меньше! – сказал Кава. – Но толку чуть. Сбросить бы двадцать лет. Я бы раскрыл это убийство. Пришел бы с лупой, с фотокамерой, все бы осмотрел… А сейчас газету даже через лупу не могу читать, буквы пляшут.

Грузовик опять въехал на площадь, остановился.

Трое солдат и сержант спрыгнули на мостовую, подошли к Дюрану и Каве.

– Кто такие? Документы!

– В чем дело? – адвокат Дюран протянул визитку.

– Он еще спрашивает! – заржал сержант, отбросив его руку. – Документы, сказано.

– У меня пропуск, подписанный лично президентом республики! – детектив Кава достал из бумажника ламинированный квадратик картона.

Сержант прочитал. Сдвинул брови.

– Так ты, старая сука, приспешник проклятого режима?

Достал пистолет.

Детектив Игнасио Кава попытался подумать о Польше, но не успел.

практикум по истории костюма Пуговицы

Когда генерал Эктор Альфредо Шмиц по прозванию Тибурон, то есть Акула, покончил со всеми своими противниками: когда одних он перестрелял без суда; другим дал пожизненные сроки; третьих переселил в нищие шахтерские поселки; четвертых выпихнул в эмиграцию, – вот тогда он вдруг вспомнил, как был бедным студентом.

Да, он был бедным студентом провинциального университета. В любом таком городе есть свой маленький высший свет, и попасть в этот круг избранных гораздо труднее, чем в столице. Ибо столичный бомонд широк и разнообразен – напечатай за свой счет книжечку стихов или сорви аплодисменты на митинге анархистов, и завтра тебя позовут не в тот салон, так в этот. А в провинции местный высший свет держит плотную оборону.

Но молодой Эктор Шмиц не так уж хотел ходить на вечера к губернатору или в клуб «Меркурио».

Тут было другое – девушки.

Эктору Шмицу даром не нужны были девушки из бара или магазина. А все университетские красавицы принадлежали парням, отцы которых были приняты у губернатора или состояли в клубе банкиров.

Это было просто и естественно. Красивые девчонки сами оказывались рядом с красиво одетыми парнями, а потом у них тоже появлялись красивые вещицы.

Рубашки Эктору Шмицу шила его тетя, у которой он жил. Пуговицы она пришивала белые, простые. Она их спарывала со старых рубашек своего мужа и сыновей. У нее была целая жестянка таких пуговиц.

Однажды Эктор Шмиц в студенческом баре близко-близко увидел рубашку одного богатого парня. Пуговицы там были совсем другие. Небольшие, но с толстым ободком, на котором было тонко выдавлено название фирмы.

Он скопил деньги и купил рубашку в английском магазине.

Пуговицы были очень красивые, но девушки этого не замечали, хотя он нарочно выставлял руку, чтоб было видно манжету и две пуговицы на ней.

Однажды верхняя пуговица оторвалась. Хорошо, на рубашке внизу была пришита запасная. Через месяц отлетели еще две. Сколько тетя ни рылась в своей жестянке, таких у нее не было. Наутро на занятии красивая девушка сказала ему:

– Оторвалась Англия? – и два раза ткнула пальцем туда, где светились тетины пуговицы.

Он дождался весны, отлично сдал экзамены и написал прошение о переводе в военную академию.

Фирменные пуговицы с английской рубашки он срезал перочинным ножиком и ссыпал в тетину жестянку. Потряс как следует, чтобы они легли на дно. А новые – то есть очень старые – пришил сам.

«Да, да, да – подумал президент Шмиц. – Я ведь обещал народу справедливость. Начинать надо с малого».

Через неделю вышел указ. В государстве вводились пуговицы пяти калибров и пяти цветов. Малюсенькие – для воротничков и дамских-детских кофточек. Маленькие – для рубашек. Крупные – для костюмов. Совсем большие – для пальто. Белые, желтые, серые, коричневые и черные. Дешевые и общедоступные. Другие пуговицы запрещались. Военные пуговицы оставались прежними.

Всем гражданам надлежало спороть и уничтожить пуговицы, которые сеяли социальную рознь и разрушали единство нации, как отмечалось в указе. За их ношение полагался штраф. За хранение – принудительные работы.

С импортной одежды прямо на таможне спарывали вредные пуговицы и пришивали правильные. Новые рабочие места, между прочим. Не говоря о новой Национальной пуговичной фабрике и Службе доставки пуговиц. В горные районы их завозили на вертолетах.

Экономика оживилась, но народ делал глупости.

В столице раскрыли подпольный клуб золотой молодежи “Botón del diablo”. В провинции крестьяне несли запрещенные пуговицы в церковь. Священники прятали их в алтаре и произносили рискованные проповеди.

«С этими мажорами все ясно, – с тоской думал президент. – Но почему простые люди тоже? Они так хотели равенства! Так ненавидели богатых!»

По просьбе жены он сделал послабление: позволил обтягивать пуговицы тканью. Любого цвета и качества! Но – правильные пуговицы, разумеется.

Подлый народ тут же придумал обтяжку на липучках. А внутри было сами понимаете что. Троих пришлось приговорить к виселице. Жена судьи ночью зарезала мужа. Прокурор подал в отставку и уехал в родную Укитальпу, где было больше всего «пуговичных церквей». Начальник полиции заболел и отправился лечиться в Штаты.