Окнами на Сретенку

После завтрака девушки показали нам полочку под зеркалом в столовой, куда клали письма отдыхающим. Не знаю почему, но я подошла близко к этой полочке и бросила беглый взгляд на разбросанную там почту. Вдруг меня как огнем обожгло, и сердце готово было выскочить из груди: там лежала открытка, адресованная мне. Написанная почерком Олега С.! Ничего не было особенного в этой открытке, он даже не написал «дорогая» Лора Борисовна», но для меня она была как объяснение в любви. В конце подписано: «Ваш О. Б.» — бог мой, как еще он мог закончить свое послание, — но я придала этому «ваш» значение совершенно необычное: он мой! И вообще, он же мог и вовсе не обратить внимания, когда я сказала, что поеду в Лазаревское, или мог бы не написать… Лера, верно, подумала, что я слегка рехнулась, потому что поцеловала открытку. Я тут же села писать Олегу ответ — по адресу «Сочи, до востребования», как он указал. Что я написала тогда, совершенно не помню, но письмо получилось длинное, и я не сомневалась, что, прочтя его, он поймет, что я его люблю! Отослав письмо, я почувствовала себя совершенно счастливой и готова была с удовольствием окунуться в море и во все развлечения, которым можно было предаться на южном курорте.

В первый же день мы поехали кататься на лодке. Лодка эта вмещала четырех пассажиров и гребца — молодого парня, грузина, который помимо обязанностей лодочника занимал должность заведующего женским пляжем. Во время плавания я невольно залюбовалась его фигурой — стройные ноги, мускулистые руки и грудь (он был облачен только в трусы), гладкая, темно-коричневая от загара кожа. Он греб с необычайной легкостью, а я глядела на него, щурясь от солнца, и вообразила вдруг, что я — принцесса, а он — мой раб. И все это происходит где-нибудь на Средиземном море, в какой-нибудь легенде…

После обеда Лера пошла играть в волейбол, а мы уселись смотреть на играющих. У нас в первый же день образовалась своя компания: Галя, студентка девятнадцати лет, и ее тетка-чичероне (обе из нашей бильярдной), супруги Хега с дочкой Лёдей, хромой «Володя с палочкой» лет двадцати и его отец, полковник в отставке, два молодых студента, Миша и Аркаша. Последние были очень веселые парни. Они уверяли всех, что влюбились в Лёдю, а родителям сказали, что подождут лет пять, пока девочка подрастет, и уж тогда с их разрешения будут ухаживать за ней по-настоящему. А пока они без конца срывали в парке всякие цветы и дарили их девочке, которая страшно смущалась и пряталась за спины родителей. Все вместе мы потом совершали прогулки в горы или вдоль берега.

Вечером после ужина были танцы. К нам подошли Аня, преподавательница университета, и ее друг Гоша, с которыми успела подружиться Лера, и сказали, что нам надо сразу выбрать себе курортного кавалера, чтобы не скучать одним. Аня пробыла в санатории уже дней десять и вызвалась познакомить нас с кем мы пожелаем. Но Лера уже во время игры в волейбол выбрала себе Володю, инженера лет на десять старше ее, и теперь он пригласил ее танцевать. «Ну а вы, Лора, уже выбрали себе кого-нибудь? Кто вам нравится?» «Пока никто, — сказала я, — разве что познакомьте меня с лодочником, который нас сегодня катал…» Я сказала это, потому что видела, как он мелькал где-то в толпе, уже не полуголый, а в белоснежной рубашке. Все сидевшие с нами за столом рассмеялись. «Нет ничего проще, — сказала Аня. — Его зовут Леша». Она нырнула в толпу танцующих и вскоре привела его. Он поклонился мне и пригласил на танго. Я пробормотала что-то о том, что я неважно танцую, но моя рука уже лежала на его плече, твердом как железо. Танцевал он великолепно. От него пахло морем, табаком и даже слегка вином, но и это мне нравилось.

С тех пор для меня началась веселая пора, полная романтики. Прогулки по парку вечерами — иногда мы заходили к семейству Хегов в их домик, иногда сидели на обращенных к морю белых скамейках под развесистыми деревьями. Перед нами внизу — море с лунной дорожкой, сверху свешиваются ветки, сзади с танцплощадки доносится тихое танго, все как в несколько пошлом фильме, но для меня это все впервые в жизни. Я закрываю глаза и пытаюсь вообразить: рядом со мной не молодой грузинский лодочник, а Олег… Самым романтичным местом была Лешина хибара у женского пляжа. Домик был сколочен, кажется, из фанеры, и в нем умещались только железная кровать и тумбочка. А в тумбочке была банка с заспиртованными змеями. Лешка их сам наловил и собирался сдать куда-то за деньги. Еще у него в домике был какой-то грузинский струнный музыкальный инструмент; под его аккомпанемент Леша иногда пел мне своеобразные, ни на что не похожие народные песни. С этим же инструментом он появлялся иногда под нашим балконом и пел мне что-то вроде серенады. Это очень забавляло старушек из нашей бильярдной. Если я выходила на балкон, он влезал туда по гладкой белой колонне.