Окно в Париж для двоих

Леха все же идиот, хотя и корчит из себя великого умника. Ну разве можно добывать сведения таким варварским методом?!

— Да, был он у меня на работе! — Гнев Кости нарастал. — И мало того что устроил там скандал, так он еще и в отделе кадров девчонок почти возле стен выстроил, требуя мои анкетные данные.

— О, нет! — Даша покраснела до слез, представив, как беснуется ее братец в чужих кабинетах. — Этого не может быть!

— Увы, это так. Когда мне позвонили и рассказали обо всем, то первое, что я хотел сделать, это сдать твоего брата властям. Но потом… — Костя с раздражением выдохнул. — Но потом я вспомнил о тебе и немного остыл. Будь у меня такая очаровательная и не защищенная природной осторожностью и умом сестра, кто знает, как бы я повел себя.

— Ты… Ты только что обвинил меня в чем-то? — Плакать с каждой минутой хотелось все острее и острее. — Или оскорбил?

— Извини, — буркнул Костя и снова рявкнул на кого-то подле себя. — Я не хотел тебя обижать, но… Но как представлю, что за всем его маразмом можешь стоять ты, мне просто… отвратительна одна мысль о том, что ты могла быть подстрекателем, Даша.

— Это не так!!! Я не знала, что он станет что-то копать, узнавать и… И я за полчаса до звонка тебе только и узнала обо всем. Узнала, потому что упрекнула его. Он не пустил меня к тебе тогда в выходной день, а потом я ездила туда… каждый день ездила, Костя! Я все думала, что ты там появишься, что я увижу тебя, но тебя все не было и не было. Вот я и сказала Лешке сегодня, что это он во всем виноват, и он…

Даша с трудом проглотила рвущиеся наружу рыдания. Она терла глаза, дергала себя за ухо, пыталась, прежде чем расплакаться, успеть все сказать ему, пыталась убедить в том, что она не виновата, что Лешкино самоуправство не подпитывалось ее любопытством. И она все говорила и говорила ему что-то, хотя давно уже следовало бы отключить телефон и нареветься вдоволь.

— Хорошо, хорошо, — нехотя сдался Костя. — Пусть так, пусть ты ни при чем, но мне от этого не легче. Короче, передай своему брату, что, если он еще хоть раз появится возле меня, я… Я сломаю ему шею, Дашка, так и знай!

— Костя! Ну что ты такое говоришь! — испуганно ахнула она. — Это страшные вещи, ты не смеешь!

— Разумеется, это образное выражение, но ты его все же предупреди, идет?

— Да, идет. Я обязательно скажу ему, чтобы он… Извини, пожалуйста, Костя. Извини, я не думала, что все так далеко зайдет. И отсутствие у меня природной осторожности и ума, — не удержалась, едко вставила она, прежде чем отключиться, — было продиктовано только тем, что ты мне очень, очень понравился. Вот и все.

Даша отключила телефон и расплакалась.

Ревела долго, с самозабвением, жалея себя, ругая Лешку, Костю. Одного за то, что зарвался. Другого…

Другого вроде и ругать особо было не за что, но и его она ругала.

Она же для него на все была готова, а он!..

Она ведь, невзирая ни на что, предложила ему помощь, окружила заботой, поила и кормила, приютила, а он!..

Она влюбилась в него, как последняя идиотка, забыв для начала — прежде чем поселить в своем доме — спросить хотя бы документы, а он!..

А он ее в отсутствии ума упрекает, а это ведь почти что дурой обозвать! Это ли не оскорбление?! Еще какое оскорбление!

Не захочешь, да вспомнишь Королева, презирающего эмоциональные фейерверки. Не захочешь, да станешь искать утешения у него и ему подобных.

Шею он Лешке собрался сломать, если тот еще раз к нему заявится! Не очень-то и нужно к вам заявляться, Муратов Константин Станиславович. Общих тем для обсуждения больше нету. Иссякли они после состоявшегося объяснения, которое она пыталась отложить до лучших времен, отказав ему в свидании. Может, и стоило повременить. Может, такого бы и не случилось. Все сгладилось бы со временем, и не было бы сказано страшных слов, отсекающих все возможные надежды.

Доревелась она до такой степени, что температура снова поднялась до тридцати девяти. Она то засыпала, то пробуждалась с тяжелой головой и ноющим сердцем. Смотрела мутными глазами вокруг себя, пытаясь вспомнить причину ноющей боли. С ужасом вспоминала, тут же зарывалась лицом в подушку и снова проваливалась в тяжелый изматывающий сон. Сколько продолжалось ее летаргическое беспамятство, Даша бы не сказала с точностью. Спасибо Варьке. Привела ее в чувство.

— Эй, да ты живая тут или нет?! — разохалась та, громыхая так, что у Дарьи тут же заломило виски. — Это же надо, который день лежит и помощи не просит! Я Лехе говорю, а он весь в своих проблемах, только отмахивается!.. Ты хоть ела что-нибудь, посмотри, на скелет похожа!.. Ой, беда, беда, Дашка! Да что же это! Я врача сейчас вызову!

— Не нужно врача, — прохрипела Даша и с трудом качнула головой. — Теперь все будет нормально, Варя. Все прошло уже.

— Что прошло? Что прошло?