Я невесело улыбнулась:
— Это мой герой, Аль.
И почему меня это не удивляет?
— В смысле? — не поняла сестра. — Герой твоего романа? — и тоже заулыбалась: — Так понравился?
— Да, Аль, романа! — я подошла ближе. Нервно задрожали руки, и я спрятала вспотевшие ладони в карманы лыжного комбинезона. — Только не того, о котором ты говоришь! Он — из моей книги, один в один! И я тоже после сна начала о нем писать! Неделю назад, Аль! Ровно в прошлое воскресенье приснился! А в понедельник я села писать! И понеслось!
Сестра прикрыла глаза, посопела и бранно высказалась. Посмотрела на меня искоса, извинилась и добавила, матерным и общеизвестным. Я молча кивнула, соглашаясь. Слов не было. Даже нецензурных. Все этим портретом сказано. Один сон на двоих — яркий, живой и заразительный настолько что, мы обе не удержались.
— Неслучайно все это… — констатировала Алька. Посмотрела на меня исподлобья, покусала нижнюю губу, вздохнула и выпалила: — Вась, а дай я символы с твоей щеки перерисую, а? Для завершения картины!
Я фыркнула, кивнула и пошла в коридор к большому зеркалу. Творческая личность — это… творческая личность. Она всегда будет мыслить иначе, чем простые смертные.
— Так, если у тебя слева, то у него — справа… — сестра, глядя на мое отражение, быстро чертила в блокноте.
А, ну да, тонкости зеркального отражения… Я призадумалась. К нам он явился с тенью за спиной и на лице — справа. Значит ли это, что я пишу… прошлое? На портрете-то и во сне тень уже была — и как раз закрывала собой узоры инициации. Значит, он достиг своего и добыл вожделенную тень. А я-то в каждом сне переживаю за него, как за себя… Тьфу. И можно даже не пытаться его «убивать» — все равно он мне не по зубам.
Я хмыкнула. Белый-белый, совсем горячий, да… Однако вопрос. Если он всего достиг, что хочет рассказать? Зачем ему доводить меня до полуночных «обмороков»? Я призадумалась. Если следовать сюжету, то получается конкретный экшен с единственным вопросом — быть или не быть? Дойдет до цели или не дойдет? Мне ясно, что дойдет. Читателям тоже будет ясно, что дойдет — иначе зачем писать? Тупо похвастаться, какой он крутой? Собственно, кто тогда вообще будет читать? Мальчики… не особо заинтересуются, потому что пишет девушка. Девочки — тоже, ибо нет «розовых соплей» и любви по ходу пьесы. Надо что-то добавлять… Например, глубинную проблему. Если дойдет — то какой ценой? А может… ну их, портреты эти? Написать так, что не дойдет до цели, и пусть решает, как жить и где еще тень добывать? Да, я вредная. Он мне житья не дает, и я ему не дам. Правда, я рискую не уложиться в одну книгу…
От размышлений отвлек звонок. Алька отложила блокнот и достала из кармана халата сотовый:
— Алё? Как, уже едете? — удивилась откровенно. — Да так… Зная твою маму, я думала, вы ночевать останетесь… Ах, она болеет? — сестра злобно прищурилась. — Ах, с температурой? Ну, с-с-с… с-с-спасибо ей, если девочки заразятся! Очень вовремя! Лазарета нам на пляже не хватает! Приедете — пойдешь за противовирусными! Затем! Чтобы не заболели! Через полчаса? Нет, еще не собралась! Что значит, «опять с Васькой пью»? Не с Васькой, а без нее! Так, ладно. Дома поговорим, — резюмировала зловеще.
Я тихо кашлянула:
— Аль, я поеду…
— Ва-а-ась!.. — предсказуемо заныла она. — Оставайся! Девочки расстроятся! Варюшка по тебе соскучилась, неделю уже нудит — «где Вася, когда Вася придет?..»
— Не дави на мою совесть, — предупредила я, обуваясь. — У нее свой собственный, отличный от мнения окружающих, график общения с коллективом! Аль, не будем усугублять. Лучше так…
…чем вообще никак. Зная Гену, с его-то сволочным нравом… На людях-то Алька дирижировала семейством, но я давно поняла, кто пишет музыку.
— Вернетесь — соберемся у родителей и Старый новый год проводим, — улыбнулась ей ободряюще. — А Варюше я позвоню, скажу, что Снегурочка ей подарок под елку положила. Аль, вот только лицо такое делать не надо!
— Кстати, подарки! — вспомнила она. — Погоди, я сейчас!
Пока я одевалась, сестра пошуршала в гостиной и вернулась с пакетом.
— Положишь под елку и откроешь первого января, — предупредила, вручая пакет. Поцеловала меня в щеку и крепко обняла: — С наступающим, Вась! И… все будет хорошо.
— Конечно, — я улыбнулась в ответ. — Как говорит шеф, мы — хорошие люди, и поэтому с нами не может произойти ничего плохого. Особенно если мы никому не вредим.
— Это пресса-то не вредит? — хмыкнула Алька, открывая дверь.
— А вы не читайте по утрам советских газет, — подмигнула я и обняла ее на прощание. — Все, привет семейству!
Уходить было тяжело, но я вновь напомнила себе, что я девушка интеллигентная. То есть не только воспитанная и образованная, но и ненавязчивая. И так же ненавязчиво, в смысле без чужого участия, нужно решать свои проблемы. Кому они интересны, когда у близких дел по горло, и какое я имею право перекладывать на чьи-то плечи собственные недоразумения? Короче. Надо брать себя в руки. И не палиться больше так глупо. И не грузить никого. Подумаешь, знак на щеке, птеродактиль в ванной и саламандр на кухне… Улыбаемся и пашем, да.