Окно в Полночь

И недоуменно уставилась на стену. Напротив лифта висел огромный баннер: на траурно-черном фоне пламенело витиеватое «Оставь надежду, всяк сюда входящий!». Валик смешливо фыркнул и толкнул меня локтем. К столу вахтера известный шутник пришпилил следующий баннер: внушительные челюсти, снабженные надписью «Осторожно! Злая собака!». Дядя Коля — добрейшей души человек, кстати…

Мысли о работе улетучились в известном направлении. Мы, не сговариваясь, ринулись в обход. Коридор нашей конторы изгибался буквой «п»: в одном крыле работали мы с журналистами, во втором — пиарщики, рекламщики и иже с ними плюс бухгалтерия, а в центральном коридоре располагались кабинеты директора, замдиректора и секретаря плюс конференц-зал. Естественно, мы начали с конца — с рекламного крыла.

Рекламщиков в редакции, мягко говоря, не любили, а у Игорька к ним были старые счеты. И красноречивой надписи на их кабинете не удивились. «А-а-а! Демоны!» — гласил яркий плакат на первом кабинете, а на втором следующий дополнял: «Сгинь, пропади, нечистая сила!». Пиарщиков фотограф тоже не уважал. На кабинете специалистов по связям с общественностью висела чудная надпись — «За связь без брака!».

— Однако он их любит! — хмыкнул Валик.

— Да не больше, чем всех остальных!

На кабинете бухгалтера красовалось «Здесь царь Кощей над златом чахнет…» и под надписью — почему-то утиная мордочка злющего дядюшки Скруджа Макдака. Мы весело переглянулись. Бухгалтерша — та еще скряга. Всей редакции, даже Валику, полагались бесплатные карточки для пополнения баланса сотовых, кроме почему-то меня. Я жаловалась и Грише, и директору, но осталась непонятой. Софья Викторовна наотрез отказывала мне в халяве. И так ей и надо!

На вахте затрещал телефон, но мы не обратили на него внимания. И, пока он заливался недовольной трелью, мы хихикали под дверьми директорского кабинета. Собственно, там было три кабинета в одном — проходной секретарский («А где бабуля? Я за нее!»), слева — замдиректорский («Я — Ужас, летящий на крыльях ночи!»), а справа — директорский («Царь, очень приятно, царь!»).

— На этот раз его точно уволят, — изрек Валик.

— Или нас, если не снимем! — поддакнула я.

— Да брось, на нас никто и не подумает, — отмахнулся он. — Это Игорек у нас известный массовик-затейник, а мы так… мимо проходили.

— Но если он и над нами злостно постебался, то я его убью, — добавила я. — Даже если прежде его успеют уволить.

— Да ладно! Просто не принимай близко к сердцу.

Правда, свое мнение Валик изменил быстро — как только мы зашли в родной кабинет и заметили плакат, пришпиленный к дизайнерскому компьютеру: «Мы великие таланты, но понятны и просты, короли и музыканты, акробаты и шуты!». Друга аж перекосило:

— Убью!

— Да ладно, просто не принимай близко к сердцу, — передразнила я. — Ведь в точку же попал! Ты у нас — человек-оркестр, пять профессий в одном флаконе и на одну зарплату! Что, не так?

Валик глянул на меня искоса и первым подоспел к моему столу, загородив спиной обзор. И весело хмыкнул.

— Дай посмотреть! — я встала на цыпочки, заглядывая через плечо. — Мой же диагноз!

А он из вредности ссутулился над монитором, зараза такая. Я фыркнула и сняла шубу. Однако жарко… На монитор своего компа Игорек прилепил плакат с собственной же довольной физиономией и надписью «Доброе утро, страна!».

— Смотри, Вальк, а себя-то он не обидел!

— Где? — друг обернулся, отодвинулся, и я наконец рассмотрела свое рабочее место.

Теперь перекосило уже меня:

— Ах, засранец!..

— Говорят, мы бяки-буки, как выносит нас земля… — пропел Валик, копируя голос разбойницы из «Бременских музыкантов». — А что, ты вылитая атаманша, Вась! Тебе бы еще в черный перекраситься и… Ой!.. — и потер затылок. — За что?

— Все ему рассказал за перекурами, да? — прищурилась я.

— Я-а-а… э-э-э… ну-у-у… — замялся он.

У каждого есть свое неприятное детское воспоминание, и мое было связно со школьной постановкой «Бременских музыкантов», где я играла атаманшу. Вернее, я попыталась ее сыграть, но не вовремя испугалась. И, жалобно проблеяв первую строчку вышеупомянутой песни, с позором сбежала за кулисы, едва не сорвав постановку. С тех пор — со времен пятого класса — много воды утекло, но и на эту песню, и на мультик я по-прежнему реагировала неадекватно. И Валик об этом знал — в той постановке он играл Трубадура.

— Васьк, но я случайно… — друг опустил шкодливые очи долу.

— Случайно? Но я запомню!.. — пригрозила расстроенно и пошла в коридор, где по-прежнему надрывно верещал телефон.

— Вась!.. Ты ж не злая!

— Но память у меня хорошая, фантазия — богатая, а голова — больная!.. Алё?

— Здравствуйте! — пробасил в трубку жизнерадостный мужской голос. — Мне вчера звонили с этого номера!

— А я чем могу помочь? — буркнула я.

— Так вы же звонили!

Я устало вздохнула:

— Это редакция газеты. У нас стоит мини-АТС, и с какого именно номера и кто именно вам звонил — я понятия не имею. Но я точно вам не звонила. Всего хорошего! — и положила трубку.

— Вась!

— Чего?

— Ну, прости, а?

— Может, и прощу, — я не умела долго злиться.

Телефон снова заверещал.