Око Бога

Пока они работали, Ольга занималась с Бренной языком Эстландии и даже заверила ее, что обучение идет хорошо. Бренна не верила. Когда Ольга просила ее перевести слово, все удавалось, но, когда она попыталась понять разговоры женщин вокруг, понимала только половину из сказанного. В лучшем случае.

Ее разум не хотел знать больше слов, чем он уже знал. Родители рассказывали Бренне, что, когда она была маленькой, они боялись, что она вообще останется немой. Бренна заговорила лишь в четыре годика. И это лишь усилило убеждение людей в ее странности. Возможно, ей просто не давались языки.

Она толкнула ремизку (прим. деталь ткацкого станка. Ремизка, перемещаясь вверх или вниз, поднимает или опускает нити основы) в порыве обиды.

— Я ненавижу этот станок!

— Скажи это на нашем языке.

Бренна одарила Ольгу взглядом воина, даже немного порычала, но та была непреклонна. Она просто ждала, с бесстрастным лицом.

Бренна знала, как на их языке звучит «ненависть».

— Vihkan.

— Скажи все, что ты сказала. Все.

— Маvihkan… — она понятия не имела, как называется на эстландском ткацкий станок. Наверняка слышала тут же, в этой комнате, десятки раз, но в голове слово не отложилось. — Мavihkan… seda…

— Kudumismasin.

Бренна изумленно уставилась на Ольгу. Как она сможет изучить язык, в котором такое просто слово, как «станок» превратилось в это?

Прежде чем она успела разъяриться — а в последнее время Бренна стала часто впадать в ярость — малыш резко пнул ее в мочевой пузырь, и она схватилась за живот.

— Ой!

Ольга тоже положила руки на живот Бренны.

— Он много движется сегодня.

Кивнув, Бренна улыбнулась, глядя на свой округлый живот.

— Даже больше, чем обычно.

Только несколько недель назад она почувствовала первые толчки малыша, но с тех пор ее живот стал заметно больше, а сын двигался все время. Даже Вали чувствовал.

— Я верю, что в тебе мальчик — его колыбель очень низко висит, — Ольга положила руку на талию Бренны и повела ее к двери. — Достаточно ткачества. Давай посидим на кухне. Я налью молока, и ты сможешь узнать больше слов. Если ты изучишь их, то никогда не будешь голодать.

— Все не так смешно, как ты думаешь, — Бренна хмуро посмотрела на подругу, и та ответила ей кривой ухмылкой.

— Как будет «смешно»?

Задумавшись на секунду, пока они шли к кухне, Бренна ответила:

— Veider?

Ольга рассмеялась.

— Может и так, если ты хотела сказать, что я не странная. Naljakas — это значит «весело».

— У вас так много слов, чтобы обозначать вещи.

— Именно потому мы всегда говорим именно то, что имеем в виду.

oOo

К вечеру от упражнений малыша у Бренны заломило спину, и она рано ушла на отдых, сразу после ужина, оставив Вали пить и смеяться с другими людьми. Она научилась получать удовольствие от компании других людей, и даже иногда шутила с ними, но все равно для нее еще трудно было чужое общество и суматоха. Всю свою жизнь она была в стороне, и хотя ей было очень одиноко, именно отстраненность Бренна понимала очень хорошо.

Здесь ее приняли. Здесь у нее были друзья, настоящие друзья, люди, которые искали ее общества и хотели побеседовать с ней. Люди, которые знали ее. Это было хорошо. Она была счастлива, впервые в жизни, по-настоящему счастлива. И вымотана. Ее настроение часто менялось — такого раньше не было. Ее мозг не мог справиться с энергией, которую она излучала.

Ольга сказала ей, что это из-за младенца, что она будет чувствовать себя лучше и спокойнее, когда разрешится от бремени. Бренна надеялась, что это так.

Она слышала смех внизу, и она бы с удовольствием присоединилась к остальным, тем более сейчас, когда она уже была просто Бренна, а не Око Бога.

Она помылась и переоделась в одежду для сна и расплела косы, когда дверь открылась, и вошел Вали. Как правило, ко времени его прихода она уже спала; иногда от него сильно пахло медовухой, и он просто падал в кровать и засыпал, пару раз погладив ее плечо.

Он не был пьян, и Бренна забеспокоилась, что что-то неладно.

— С тобой все в порядке? Я не думала, что ты придешь спать так рано.

Он подошел к ней и положил свои большие руки на ее живот.

— Ты, кажется, устала сегодня. Я волнуюсь. Все хорошо? — он погладил ее живот. — Как он?

Его любовь и внимание немного смягчили ее бурное настроение. Накрыв его руки своими, она ответила:

— Хорошо. Я только… väsinud?

— Это хорошо! Не означает «устала», но это верное слово.

— Ты снисходителен, — она попыталась отстраниться, но он удержал ее.

— Нет, любовь моя. Я знаю, что язык — это сложно для тебя. Я рад, что ты стараешься. Ты устала из-за ребенка? — он перестал давить ей на живот. — Осталось не так долго.

— Ольга думает, что еще пару месяцев как минимум. Она отсчитывает с момента, когда я впервые почувствовала его движения. Два месяца — это долго.

Малыш пнул, как будто соглашаясь, и Вали усмехнулся и опустился на колени.

— Здравствуй, сынок. Будь добр к своей матери. Расти внутри нее сильным.

Он прижал губы к ее животу и втянул ткань ее белья в рот.

Она положила руки ему на голову.

— Вали, я хотела бы завтра прокатиться. Не далеко — только в деревню — и не быстро. Но снаружи, на воздухе.