Око Мира

«Ветка» плавно свернула у первого причала — толстые балки плотно сидели на тяжелых, просмоленных сваях, — и остановилась, сдав назад, табаня веслами, вокруг лопастей вспенились водовороты. Весла тут же втянули на борт, матросы бросили швартовы людям на причале, которые с шуточками принялись обматывать их вокруг причальных тумб. А через борт уже перебрасывали мешки с шерстью, чтобы защитить корпус судна от ударов о сваи.

Еще судно не успели подтянуть к причалу, как у пристани появились коляски — высокие, черного цвета, глянцевито сверкающие лаком, у каждой из них на дверце большими буквами, золотыми или алыми, были выведены имена. Когда перебросили сходни, по ним, торопясь, зашагали приехавшие в этих колясках, гладковыбритые мужчины в долгополых бархатных одеждах, плащах на шелковой подкладке и мягких полотняных туфлях, каждого господина сопровождал просто одетый слуга, несущий окованный железом денежный ящик.

Они приблизились к капитану с деланными улыбками, которые испарились, когда тот вдруг гаркнул им в лицо:

— Эй! — Домон ткнул толстым пальцем мимо них, и Флоран Гелб, проходящий вдоль борта, замер на месте, словно громом пораженный. Синяк на лбу Гелба от башмака Ранда уже сошел, но он по-прежнему время от времени притрагивался пальцами к этому месту, словно напоминая о нем самому себе. — На моем судне ты спал на вахте в последний раз! Как и на любом другом, которое будет моим. Иди куда угодно — на пристань или в реку, — но вон с моего судна! Немедля!

Гелб сгорбился и сверкнул ненавистью в глазах на Ранда и его друзей, особенно задержав горящий злобой взгляд на Ранде. Жилистый человек огляделся, в поисках поддержки у членов команды, работающих на палубе, но во взоре его было мало надежды. Один за другим матросы выпрямляли спины, отрывались от работы и холодно смотрели на него. Гелб заметно сник, но затем его взгляд вспыхнул огнем ярости и ненависти вдвое сильнее прежнего. Пробормотав проклятье, он устремился вниз, в кубрик. Домон, проводив своего бывшего матроса мрачным ворчанием, послал вслед за Гелбом двух человек — присмотреть, чтобы тот чего не натворил. Когда капитан снова повернулся к купцам, на их лица вернулись улыбки и они опять принялись кланяться, будто их и не прерывали.

Мэт и Ранд по указке Тома начали собирать свои пожитки. Не считая одежды, которая была на них, у всех троих вещей оказалось не много. У Ранда было одеяло в скатке, переметные сумки и отцовский меч. Он с минуту подержал меч в руках, и тоска по родине так сильно накатила на него, что защипало глаза. Он спросил себя: доведется ли ему когда-нибудь вновь увидеть Тэма? Или дом? Родной дом. Собираешься провести оставшуюся жизнь в бегах, все время скрываясь и страшась собственных снов. Тяжело вздохнув, юноша затянул ремень поверх куртки.

На палубе вновь возник Гелб, сопровождаемый по пятам парой надзирателей. Он глядел прямо перед собой, но Ранд по-прежнему чувствовал исходящие от него волны ненависти. С негнущейся, одеревеневшей спиной и потемневшим лицом, Гелб сошел на негнущихся ногах по сходням и, распихивая всех локтями, протолкался через небольшую толпу, собравшуюся на пристани. Через минуту он скрылся из виду, исчезнув за купеческими колясками.

На причале собралось не очень-то много народу, да и те — просто одетые ремесленники, рыбаки, штопающие сети, и несколько горожан, пришедших поглазеть на первое в этом году судно, приплывшее вниз по реке из Салдэйи. Среди девушек ни одна не походила на Эгвейн, и в толпе не было никого, хоть отдаленно напоминающего Морейн, или Лана, или того, кого надеялся увидеть Ранд.

— Может быть, они просто не пришли на пристань, — произнес он.

— Может быть, — коротко отозвался Том. Он осторожно пристроил футляры с инструментами у себя на спине. — Вы поглядывайте, не попадется ли Гелб вам на глаза. Если сможет, он нам бед еще доставит. Нам нужно пройти через Беломостье так тихо, чтобы никто не вспомнил о нас уже через пять минут, как мы исчезнем из города.

Когда они зашагали к сходням, ветер стал трепать плащи путников. Мэт прижимал к груди свой лук, который и сейчас, после нескольких дней, проведенных юношей на борту судна, все еще притягивал взоры некоторых матросов: у них луки были много короче.

Капитан Домон, оставив купцов, нагнал Тома у сходней.

— Уже уходите, менестрель? Может, я уговорю вас остаться? Я собираюсь идти дальше вниз, до Иллиана, где у народа еще сохранилось должное уважение к менестрелям. В мире нет места лучше для вашего искусства. Я вас доставлю туда как раз к Празднику Сефан. Состязания, вы же знаете. Сотня золотых марок за лучшее исполнение «Великой Охоты за Рогом»!

— Достойная награда, капитан, — ответил Том с изящным поклоном, элегантно взмахнув полою плаща, на котором затрепетали разноцветные лоскутки, — и великие состязания, они по справедливости привлекают менестрелей со всего мира. Но, — сдержанно добавил он, — боюсь, нам не по средствам та плата, которую вы требуете за проезд.