Око Озириса

Работа, за которую я взялся с таким легким сердцем, оказалась действительно ужасающей, как сказала мисс Беллингэм. Для расшифровки записанного в течение двух с половиной часов при средней скорости около 100 слов в минуту требуется немало времени. А так как выписки надо было сдать аккуратно к завтрашнему дню, то терять времени было нельзя, поэтому я через пять минут по возвращении в амбулаторию уже сидел за письменным столом, разложив перед собой записки, и энергично расшифровывал стенографические значки и разобранное записывал четким почерком. Занятие это имело для меня немалую прелесть прежде всего потому, что все фразы, которые я писал, были полны нежных воспоминаний, напоминали мне о том, как она шепотом диктовала их мне. Да и сам предмет был для меня полон интереса. Мне открывались новые перспективы, я переступал порог нового мира (который был ее миром). И потому я далеко не был доволен, когда приход случайных пациентов отрывал меня от работы.

Вечер подходил к концу, а из Невиль-Коурта еще ничего не было слышно, и я уже начал опасаться, что щепетильность м-ра Беллингэма оказалась непреодолимой.

Но ровно в половине восьмого дверь амбулатории внезапно распахнулась, и в комнату вошла мисс Оман, держа в руках синий конверт, с таким таинственным видом, как будто это был ультиматум.

— Я принесла это вам от м-ра Беллингэма, — сказала она. — Тут вложена записка.

— Вы мне разрешите прочесть ее, мисс Оман? — спросил я.

— Господи, помилуй! — воскликнула она. — Да что же еще с ней делать? Ведь я для того ее и принесла.

Я согласился и, поблагодарив ее за любезное разрешение, быстро пробежал записку, — всего несколько слов, разрешавших мне показать копию завещания доктору Торндайку. Когда я поднял глаза, я заметил, что мисс Оман пристально и неодобрительно смотрит на меня.

— Вы, кажется, стараетесь быть приятным в известном доме? — заметила она.

— Я всюду стараюсь быть приятным. Таков уж у меня характер.

— Гм, — фыркнула она.

— Разве вы не считаете меня сколько-нибудь приятным? — спросил я.

— Сахар Медович, — сказала мисс Оман.

Затем, с кислой улыбкой посмотрев на разложенные записки, заметила:

— У вас теперь появилась новая работа. Это вносит большие изменения в вашу жизнь.

— Восхитительные изменения, мисс Оман. Сатана считает… ведь вы, без сомнения, знакомы с философскими трудами доктора Уотса?

— Если вы намекаете на «праздные руки», — ответила она, — то я вам дам один совет. Не позволяйте этой руке бездействовать долее, чем это действительно необходимо. У меня есть кое-какие подозрения по поводу этого лубка… ну, да вы понимаете, что именно я хочу сказать?..

И прежде чем я имел возможность что-либо ей ответить, она воспользовалась приходом двух пациентов, чтобы прошмыгнуть из амбулатории с такой же поспешностью, с какой вошла.

Вечерний прием закончился по обыкновению около половины девятого. Я подумал о завещании. Следовало, по возможности не откладывая, препроводить его Торндайку, а так как этого нельзя было поручить постороннему, то отнести пакет должен был я сам. И, засунув его в карман, я сейчас же направился к Темплю.

Часы на здании казначейства тихо пробили три четверти, когда я постучался своей палкой в «запретную» дубовую дверь моих друзей. Ответа не последовало. Подходя к дому, я не видел света в окнах, и стал подумывать о том, чтобы попытаться пройти через лабораторию на 2-м этаже, как вдруг услыхал знакомые шаги и голоса на каменной лестнице.

— Браво, Барклей, — воскликнул Торндайк, — вы ждете здесь, словно пэри у райских врат. Поультон ведь сидит наверху над одним из своих изобретений. Если в другой раз вы найдете гнездышко пустым, подымайтесь прямо наверх и стучите в двери лаборатории. По вечерам он всегда там. Какие же новости вы принесли нам? Что я вижу? Не синий ли конверт торчит у вас из кармана?

— Именно.

— Это копия завещания? — спросил он.

Я ответил утвердительно и добавил, что получил разрешение показать ее ему.

— Ну, что я говорил? — воскликнул Джервис — Разве я не говорил, что он раздобудет нам копию, если таковая существует?

— Мы признаем все мастерство вашего прогноза, потому вам незачем хвастаться, — сказал Торндайк. — Прочли ли вы завещание, Барклей?

— Нет, я даже не вынимал его из конверта.

— В таком случае, оно будет одинаково ново для всех нас. Посмотрим, насколько оно соответствует вашему описанию.

Он поставил три кресла на удобном расстоянии от лампы, а Джервис, следивший за ним с улыбкой, заметил:

— Теперь Торндайк будет наслаждаться. Всякое непонятное завещание кажется ему прекрасным и может доставить ему огромное удовольствие, в особенности, если здесь можно предполагать связь с каким-нибудь темным мошенничеством.

— Не знаю, действительно ли оно уж так непонятно, — сказал я. — Вся беда в том, что оно, кажется, слишком понятно. Во всяком случае, вот оно, — и я передал конверт Торндайку.

— Я полагаю, что мы можем вполне положиться на эту копию, — сказал он, вынимая документ и просматривая его.