О телепатии следовало бы поведать миру, осознала она, если б экстрасенсорное восприятие можно было ограничить только этим. Вместо вторжения в чужую святая святых это стало бы просто иной формой общения. Обществу пришлось бы пойти на кое-какие перемены, но вполне осуществимые. Разумеется, невозможно помешать кому-то кричать тебе в мозги, что может дать изрядную встряску, но с другой стороны, и сейчас невозможно помешать кому-либо орать тебе на ухо. Единственное, что препятствует этому, – только нормы поведения в обществе. Но правила этикета вырабатываются быстро.
И все же Меган не сомневалась, что возникнут и непредвиденные проблемы. Подсказки – первое, что пришло ей в голову еще до того, как она успела додумать мысль. Если б все могли общаться телепатически, яснее ясного, что средний экзаменационный балл подскочил бы поразительно. Но притом нет сомнений, что изобретательность и гений человечества, его дух предпринимательства – оборотная сторона минусов, о которых идет речь – нашли бы способ обратить телепатию в благословение…
Посудомойщик забрал их пустые тарелки со стола, и они заказали десерт. Холл лишь на миг нахмурился, проследив взглядом за удаляющейся фигуркой официантки. Перехватив его взгляд, Меган решила, что нахмурился он отнюдь не просто так.
– Снова чтение мыслей, Ник?
– Если б я только мог ему помешать…
– И что же она подумала?
– Ты вправду хочешь знать? – вздохнул Холл.
Меган кивнула.
– Ладно, поехали. Она думает, что ты симпатичная, но наряд тебе совершенно не идет, и ты чересчур костлявая. И ей не нравится твоя прическа. Она думает, что я, наверное, осел, раз заставил тебя ждать больше часа, и раздражена, что столик занят так долго. А раз уж мы заказали десерт, она вообще сомневается, что мы собираемся уходить хоть когда-нибудь. И думает, что мужик, заставляющий девушку ждать больше часа, наверное, пожмотится на чаевые.
Уяснив все это, Меган тряхнула головой.
– Я так рада, что не на твоем месте… Не представляю, как ты справляешься со всем этим настолько хорошо.
– Главным образом благодаря тебе, Меган, – искренне ответил Ник. – Ты составляешь изрядную часть моего механизма борьбы со стрессом. И, наверное, я справляюсь с этим вовсе не так хорошо, как тебе кажется.
Меган вдруг ощутила магнетическое притяжение его выразительных карих глаз, и на несколько долгих секунд затерялась в их глубине. Уж если ей суждено влюбиться, то неужто так уж надо делать это в контексте сложнейшего и экстравагантнейшего стечения обстоятельств в истории?
– Как насчет других прозрений вчера ночью? – спросила Меган, вырываясь из транса.
– Ничего особо потрясающего. От этой экстрасенсорной штуковины у меня ум за разум заходит, заставляя почти все время стыдиться принадлежности к роду людскому. Но способность серфить по Паутине силой мысли настолько изумительна, что и не выразишь. Должно быть, я суперботан, потому что способность без усилий узнавать обо всем, что только на ум взбредет, для меня сродни высочайшей нирване.
– По-моему, это вовсе не делает тебя суперботаном, – возразила Меган, изо всех сил стараясь сохранить невозмутимый вид. – По-моему, суперботаном тебя делает употребление слов наподобие «нирвана».
Холл рассмеялся, и всего на миг по его лицу промелькнул отблеск влюбленности, но он тут же затушевал его.
– Вчера ночью мне вспомнилось выступление автора детских научно-фантастических книжек лет двадцать тому назад. Не помню ничего, кроме содержания, но его помню довольно хорошо. Каким бы образом это воспоминание ни угнездилось в моей памяти, этот человек много говорил о писательском ремесле – и технике. О том, как темп перемен ускоряется до безумия. Говорил, каким переворотом стал для его семьи переход от черно-белого телевидения к цветному, когда он еще был ребенком. Сказал, что помнит, как они купили свою первую микроволновую печь и собрались вокруг нее всей семьей, с разинутыми ртами глядя, как она кипятит стакан воды, будто по волшебству. Он помнил, как на семейной прогулке дивился чудесам первого банкомата в их округе.
– Он говорил о том, как счастливы дети – опять же, по-моему, он сказал это лет двадцать назад, когда я был маленьким, – что живут в компьютерную эпоху. Сказал, что в его время у них был аппарат, называвшийся пишущей машинкой. Описал, как тот работал, как механические рычаги били по красящей ленте, врезаясь в лист бумаги. И сказал, что подвох заключался в том, что стоило совершить одну-единственную ошибку, и зачастую приходилось начинать всю страницу заново. Из-за одной-единственной неправильной буквы! Можно было попробовать поправить ее, вернувшись на знак назад и воспользовавшись корректирующей лентой, но часто это не удавалось. А можно было замазать ошибку белой краской, попытаться вставить лист на то же место и напечатать поверх высохшей краски. Но обычно – во всяком случае, для него – стоило лишь напечатать одну неправильную букву, как приходилось начинать с чистого листа.
– Мы в самом деле считаем технику само собой разумеющейся, а?