Око Силы. Третья трилогия. 1991-1992 годы

– Значит, вы понимаете, что ваши белые становятся пострашнее красных и предпочитаете получить пулю в лоб, но не изменить присяге? Конечно, бином, вы же дворянин! А я вот, князь, не дворянин. Я, извините, плебей, у меня не осталось даже страны, которой я когда-то присягал! И если вы не хотите остановить эту мясорубку, то ее попытаюсь остановить я. Вы поможете?

– Нет… Келюс, вы правы, но вы смотрите со стороны… Я лучше…

– Веревка и мыло, джентльменский набор, бином, – вздохнул Лунин. – Виктор, у меня есть два варианта. Или мы погибаем все вместе – или у нас появится шанс уцелеть. А Канал я все равно уничтожу, ясно?

– Это я понял, – Ухтомский нервно щелкнул зажигалкой. – У меня и у самого в голове бродит…

– Если вы мне поможете, пройдет второй вариант. Мне лично, помирать, бином, не с руки. Да и вам тоже! Представьте, Виктор, вас тут под Шопена землицей засыпают, а Лиде как раз помощь будет нужна. Она ведь, бином, чуть что за пистолет хватается!

Про курносую художницу Лунин вспомнил в последний момент и теперь не без удовольствия стал наблюдать за штабс-капитаном.

– Это… Это жестоко! – прошептал тот.

– А у меня нет выбора. Если Канал уничтожить, то пройдет время, пока Тернем создаст новый скантр…

– Не создаст, – прервал его князь. – Тернем бежал за границу. Я дал слово молчать, но, как видите, уже нарушил… Что я должен делать?

Келюс ответил не сразу. Новость ошеломила – второго Тернема найти не удастся, а значит, если скантр уничтожить…

– Тогда все просто, Виктор. Когда мы попадем в лабораторию, я дам сигнал, скажем, начну насвистывать, а вы отвлечете внимание того, кто будет управлять переброской.

Ухтомский задумался, сжал губы.

– Хорошо. Но у меня условие. Никто не должен погибнуть. Иначе…

– Не надо «иначе», – улыбнулся Лунин.

Он облегченно вздохнул – и вдруг понял, что будет дальше. Канал перестанет работать, Тернем не создаст новый скантр, он, Лунин, вернется домой, а Виктор Ухтомский… Судьбу не изменить – князь Ухтомский исчезнет из этого мира 3 сентября 1920 года. И не он один! Сотни добровольцев – и белых, и красных… Но ведь они сами выбрали войну, сами захотели стать «марсианами»! И все-таки…

– Николай!

Келюс вздрогнул. Ладонь Ухтомского легко коснулась его плеча.

– Смею напомнить о своем военном опыте. Насколько я понимаю, вы хотите пронести какой-то заряд в лабораторию. Но там посты, каждый раз вещи проверяют!

Лунин кивнул. Все верно, красный шпион Макаров наверняка уже пробовал. Но…

– Виктор, тогда у кладбища… Помните, как вы тех яртов шуганули?

– Помню, – удивился князь. – И что же?

Что именно, Лунин и сам до конца не понимал. Несмотря на патриархальные нравы предков, пронести мину в лабораторию было практически невозможно. Три поста: караул у ворот Технологички, затем уставший от жизни офицер Костя у дверей и солдат в коридоре. Его рюкзак, конечно же, осмотрят… Келюсу приходилось читать немало повестей об отважных подпольщиках, разносивших динамитом вражеские штабы и склады, но там всегда оказывался сочувствующий охранник, мина спускалась на веревке в окно туалета…

…Но он не зря напомнил Ухтомскому о том, что случилось у бетонной стены Головинского кладбища. Слово разит… Бегущее Солнце на груди – знак Власти. Николаю не нужна была власть, требовалось только, чтобы охрана оказалась не слишком внимательной…

Ближе к вечеру Лунин взял извозчика, велев ехать к Южному вокзалу. На полдороге он отпустил экипаж и осмотрелся. Улица, на которой он оказался, была застроена убогими домишками, так непохожими на роскошные особняки центра. В этот час людей было немного, что Николая вполне устраивало, и он не спеша двинулся к высившейся вдали громаде Благовещенского собора.

Патруль возник неожиданно, из-за угла. Четверо – немолодой поручик, явно из мобилизованных, и трое совсем юных юнкеров. На лице поручика было написано равнодушие, юнкера же, напротив, пылали служебным рвением. Последовало неизбежное «Стой!», юнкера сняли винтовки с плеч, а поручик, бросив беглый взгляд на приличный костюм и модный галстук Лунина, потребовал документы. Было заметно, что делает он это даже не ради порядка, а просто не желая охлаждать юнкерского энтузиазма.

Николай не спеша вынул корреспондентскую карточку и прикрыл глаза, сосредотачиваясь. Руки потеплели, налились кровью, зашумело в висках. Знак начал пульсировать.

– Вы репортер, господин Лунин? – удивился офицер, вертя в руках документ. Появление корреспондента в вечерние часы в этом гиблом месте заинтересовало даже его.

– Я корреспондент, – медленно выговорил Николай, стараясь чтобы слова шли в такт с ритмом Бегущего Солнца, – я имею право ходить здесь…

Офицер замер, а затем столь же медленно произнес:

– Вы… корреспондент. Вы имеете право… ходить здесь…

Николай улыбнулся.

– Отдайте пропуск!

Офицер протянул карточку и застыл.

– Руки вверх! Все! – неожиданно для себя приказал Келюс и через секунду мог полюбоваться зрелищем, которое наверняка порадовало бы его деда.

– С поднятыми руками… Сто шагов вперед… Затем забыть обо всем, что здесь было… Марш!