Око Солнца (СИ)

Роджерс рассмеялся. Впервые на памяти Брока он смеялся: тихо, и по-доброму, хотя где Капитан и где доброта, если разобраться. Но Капитана, похоже, тут и не было.

— Отличная строчка для резюме, — заметил Роджерс, касаясь губами его шеи. Это он пошутил, что ли?

— Не думаю, что этот навык сработает с кем-то менее охуенным, чем мой теперешний начальник, — честно предупредил Брок, впервые за полгода не зная, как ему себя вести с этим новым Роджерсом. Он не понимал, что происходило, и не был уверен, что ничего не испортит. Он не хотел ничего портить, но решать в любом случае не ему. — Что происходит?

— Тут нет кабинета, из которого можно тебя выставить. Не обессудь, но к заднице прилагаюсь я, а я не всегда соответствую чужим обо мне представлениям.

Брок оторопело молчал несколько секунд, а потом волевым решением вернул все в знакомое русло. Разговоры и такой непривычный Роджерс его сбивали. Ну, не совсем в привычное русло, потому что они во-первых, целовались, во-вторых, тут действительно не было кабинета, из которого можно было бы выгнать, и в-третьих… в-третьих, Роджерс улыбался. И не просто позволял Броку трахать себя, едва растянув, а… черт, Брок и слова такие забыл, которыми можно было назвать происходящее.

Роджерс, потянувшись, достал из рюкзака кусок простого мыла и принялся Брока намывать. Скользил руками по спине, плечам, шее, заднице, вызывая тем самым неприятные ассоциации с яблоком, которое тоже моют перед тем, как сожрать. Но потом Роджерс вымылся сам и поднялся вместе с Броком одним сильным плавным движением, удерживая его за задницу. Брок не посмел возмутиться. Он, откровенно говоря, уже был в таком ахуе, что если бы Роджерсу вдруг взбрело в голову нацепить на него кружевную подвязку или фату, он бы даже не дернулся.

Странное место, странный Роджерс, странные мысли.

Камень, расчерченный рисунками, оказался неожиданно теплым, будто находился не в десятках метров под землей, а долго стоял на солнце.

— Кровать удобнее, — заметил Брок. — Не то чтобы мы пробовали в кровати, конечно.

Роджерс нашел отличный способ избежать обсуждения неприятных тем — просто имел его языком едва не в глотку. Охуенно, властно, неотвратимо. Роджерс собирался его трахнуть, и Брок не то чтобы был против, но хотел бы сделать это в каком-то другом, более удобном месте. На кровати, например.

Далась ему эта кровать, впрочем. Сейчас не хотелось думать ни о чем, кроме горячего тела над собой. До Брока вдруг дошло, что он никогда не видел Роджерса полностью голым. Во всяком случае, не перед тем, как они собирались трахнуться. Обычно спущенных штанов и задранной футболки было достаточно. Ну, или снятых штанов, если хотелось уложить длинные тяжелые ноги себе на плечи. Но вот так, кожа к коже, да еще Роджерс, нависающий сверху… Это было до того охуенно, что Брок застонал. Он почти никогда не стонал, глотая этот звук беззащитности перед наслаждением, чтобы… черт его знает, почему. Этой ледяной гадине не хотелось показывать слабость. Роджерсу, похоже, было все равно, что это его нагибали, совали в него член и кончали в задницу. Он контролировал все и всегда, и Броку ничего не оставалось, как принять правила игры. Роджерс трахает себя им. И никак иначе.

Теперь же Роджерс его почти любил. Медленно целовал в шею, гладил плечи, и Брок, поддавшись удовольствию, которое тот ему дарил, боялся открыть глаза, чтобы не увидеть на знакомом до мельчайшей черты лице насмешку или злое торжество. Или — еще того хуже — холодный исследовательский интерес.

Он знал, как Роджерс исследует новое, как нажимает незнакомые кнопки, запоминая действия. Как пристреливает оружие на разных режимах, из разных положений, будто танцуя.

Не хотелось, чтобы он так же крутил его, как перекрашенный щит с новыми креплениями, будто проверяя баланс.

Когда Роджерс коснулся губами члена, Брок не выдержал — закричал голодно и жадно, мысленно наплевал на последствия, как самый первый раз, и надавил ему на затылок, одновременно толкаясь бедрами вверх в нежный, мягкий, теплый рот, невыносимо шелковый, сладкий. Блядские Майя, как он этого хотел. Давно. С самого начала. Не меньше, чем самому встать на колени и брать до самого горла, давясь и жадно сглатывая.

Роджерс его растягивал — долго и нежно, очень аккуратно, совсем не так, как он сам — просто смазывал член и брал, что давали, пока не передумали. Со звериной жадностью и голодом. Ему всегда было мало. Мало такого недоступного, такого отстраненного в остальное время Роджерса, которому он сам, казалось, нужен только для «деликатных поручений» и как замена вибратору.

Когда растянутого, размягченного входа коснулась упругая, твердая головка, Брок замер и тут же услышал:

— Придется немного потерпеть, Брок. Я постараюсь осторожно.