Око Соломона

Протовестиарий Михаил с самого начала выбрал неверную тактику в разговоре с графом Вермондуа. Возможно, на него подействовала непривычная обстановка. Все-таки городишко Пелекан, это вам не Константинополь. И разместить здесь с удобствами многочисленную императорскую свиту, дело в высшей степени ответственное и сложное. К сожалению, басилевс допустил ошибку, поручив важную миссию кесарю Никифору Мелиссину. А тот не нашел ничего лучше, как поселить чиновника, ответственного за императорскую казну, в убогом домишке, принадлежащем какому-то местному торговцу. Естественно, Михаил нервничал, тем более что разговаривать ему пришлось не с просвещенным человеком, вроде нотария Мефодия, а с грубым варваром, не привыкшим скрывать свои чувства. Протовестиарий признал, что переговоры с жителями Никеи ведутся, но делается это в интересах не только Византии, но и крестоносцев, уже потерявших под стенами города более трех тысяч человек. Что же касается султанской казны, то о ней вообще речи не было. Хотя, не исключено, что дука Мануил упомянет о ней в договоре, который, правда, только предстоит заключить.

– А по моим сведениям, – набычился Вермондуа, – жены и дети султана находятся в Пелекане под покровительством императора Алексея. Мне указать тебе, Михаил, где они размещены, или ты вспомнишь сам?

Шевалье де Лузарш с ехидной улыбкой на хорошо очерченных губах перевел эти слова графа рассеянному протовестиарию. Сиятельный Михаил бросил зверский взгляд на Мефодия, провинившийся мышкой затаившегося в углу, но тот лишь развел руками. Скрепя сердце, Михаил вынужден был признать, что султанская семья уже переправлена в Пелекан, но из соображений безопасности об этом не говорят вслух.

– Безопасность – дело святое, – согласился Вермондуа. – Я тоже не стал бы распространяться о миллионах денариев, попавших мне в руки.

– Какие миллионы? – ахнул протовестиарий.

– Те самые, для переброски которых в Пелекан потребовалось пять барок и сто телег, две из которых сломались по дороге. Я прав, благородный Мефодий?

На нотария было страшно смотреть. На лице несчастного Мефодия читался такой ужас, словно его приговорили к смертной казни через повешение. Лицо Мефодия сначала побелело, потом покраснело и, наконец, пошло красными пятнами. Он промямлил что-то совершенно невразумительное, не поддающиеся переводу.

– Мне не хотелось в этом признаваться, дорогой граф, – тяжело вздохнул Михаил. – Но случилось несчастье. Казна султана действительно была переправлена в крепость Святого Георгия, но там произошел мятеж. Пельтасты топотрита Арапсия сговорились с пленными сельджуками, перебили охрану и скрылись, прихватив с собой все золото.

– Во-первых, не все, а лишь треть, – поправил протовестиария осведомленный варвар. – Во-вторых, мятеж был подавлен комитом Радомиром, и золото возвращено в императорскую казну до последнего денье. Я бы на твоем месте, сиятельный Михаил, спросил со своих подчиненных, похоже, они скрыли от тебя очень важные сведения. Надеюсь, не из корыстных побуждений, Мефодий?

Нотарий, услышав столь страшные обвинения из уст графа Вермондуа, немедленно обрел утерянный было дар речи:

– Все ценности доставлены в Пелекан, включая и те, которые были захвачены изменником Арапсием!

Если бы взгляд мог убивать, то несчастный Мефодий сейчас бы лежал бездыханным. Увы, Бог не дал сиятельному Михаилу таких чудесных способностей. И протовестиарию ничего другого не оставалось, как шевелить губами и посылать беззвучные проклятия на голову оплошавшего чиновника.

– К сожалению, я не знал об этом, – промямлил Михаил и поморщился – уж слишком очевидной была ложь, прозвучавшая в его словах.

– Возможно, ты, протовестиарий, забыл и о распоряжении императора? – сочувственно вздохнул Вермондуа.

– О каком еще распоряжении?

– Мне кажется, что мой дорогой друг и сюзерен, Алексей Комнин, которому я верю как самому себе, уже поделил султанскую казну на две равные части. Одна из которых будет передана баронам со всеми положенными в таких случаях церемониями.

– Половина?! – взвился Михаил. – Ты в своем уме, благородный Гуго?! Речь идет о трех миллионах денариев по меньшей мере!

– А сколько это будет в ливрах? – полюбопытствовал Вермондуа.

– Откуда мне знать, как они выглядят, эти твои ливры! – в сердцах воскликнул пойманный с поличным протовестиарий.

Честно говоря, благородный Гуго и сам не помнил, как выглядят ливры. По слухам, они были в ходу еще при Каролингах, тогда как сменившие их Капетинги чеканили только одну монету – серебряный денье. Вермондуа мог бы объяснить протовестиарию, сколько денье составляет один ливр, но того, похоже, это нисколько не интересовало. Сиятельный Михаил вцепился пухлыми руками в султанское золото, и готов был лечь костьми, но не отдавать его лютому врагу, в коих он числил благородного Гуго.