Око Соломона

Вход в замок оберегала башня, внушающая невольное уважение, как своей величиной, так и крепостью стен. Благородный Этьен невольно поежился, разглядывая узкие бойницы для стрельбы. Опытным глазом он без труда определил, что любой человек, осмелившийся приблизиться к замку без разрешения хозяев, будет почти сразу же убит либо стрелой, либо дротиком. Проем в башне был невелик и защищен толстыми дубовыми воротами, створки которых скрепляли железные полосы. При желании и сноровке ворота можно было бы разбить тараном. Вот только втащить этот самый таран на нужную высоту не представлялась возможным. Тропа, выдолбленная в скале опытными мастерами, на всем своем протяжении просматривалась и простреливалась со стен. Шевалье де Гранье, повидавший на своем веку немало замков, как в Европе, так и на Востоке, вынужден был признать, что если на этом свете есть неприступные замки, то Ульбаш, безусловно, один из них. И, тем не менее, эта твердыня пала, причем усилиями горстки людей, которых Этьен при всем к ним уважении, не мог назвать титанами. Пораскинув умом, он пришел к выводу, что шевалье де Лузарш проник в Ульбаш, скорее всего, хитростью. И отнюдь не удивился этому своему выводу. Благородный Глеб, не в обиду ему будет сказано, оказался талантливым учеником одного из самых коварных владык Европы Филиппа Французского.

Ворота замка со скрипом открылись. Первым в замок въехал хозяин, шевалье де Лузарш, следом вкатила повозка, запряженная парой сильных лошадей, которые, однако, с большим трудом втащили свою драгоценную ношу в гору. Кое-где сержантам пришлось спешиваться, чтобы помочь животным. Двор замка был на удивление обширен. Повозка и десять всадников, ее сопровождающих поместились здесь без всякого труда. Донжон замка представлял собой крепость внутри крепости. Он состоял из трех двадцатиметровых башен, соединенных между собой каменными галереями, которые отгораживали примерно треть площади Ульбаша, обращенную к пропасти. Судя по всему, за донжоном был еще один дворик, внутренний, попасть в который можно было только из центральной башни. На левой стороне двора располагались конюшни, способные, по прикидкам шевалье де Гранье, вместить до сотни лошадей. На правой – хлев и птичник. Запасы продовольствия хранились, видимо, либо в самом донжоне, либо во внутреннем дворике. Вход в донжон находился в средней башне и был забран решеткой. Решетку, впрочем, тут же подняли, дабы принять гостей подобающим образом. Благородную Эмилию, ослабевшую после долгой дороги, внесли на руках в отведенные ей покои. Более всех хлопотал о здоровье дамы смуглый белозубый человек лет тридцати, похожий скорее на грека, чем на франка. Замок Ульбаш был велик, он без труда мог вместить и пятьсот человек, так что места здесь хватило не только для благородных дам, но и для их служанок. Эмилию разместили в правой башне донжона, в покоях обставленных с невероятной пышностью. Более всего Этьена поразило ложе, занимавшее едва ли не половину спальни и способное вместить, по меньшей мере, шестерых человек среднего телосложения. Стены спальни были завешаны пурпурной материей, а полы застелены коврами, в которых ноги утопали едва ли не по самую щиколотку. Этьен де Гранье даже растерялся от обступившей его со всех сторон роскоши.

– Я удивлен, шевалье, и благодарен тебе за гостеприимство.

– Пустяки, – махнул рукой Лузарш. – Тем более что благодарить надо не меня, а сельджукского бека, умевшего устроиться с удобствами.

– Скорее всего, бек был арабом, – поправил хозяина замка византиец, который, впрочем, на поверку оказался печенегом.

– Мой сенешал Алдар, – представил смуглого молодца шевалье. – Мы познакомились с ним в Константинополе и очень поглянулись друг другу.

– Баня скоро будет готова, – вежливо улыбнулся Алдар. – Но, полагаю, благородные шевалье, уступят право первой очереди дамам?