Око Соломона

Почему епископ Адемар именно в это солнечное зимнее утро решил устроить крестных ход, благородный Гуго не знал, но как истинный христианин он не мог не принять в нем участие. Тем более что процессию возглавил сам папский легат. К графу Вермондуа примкнул и граф Сен-Жилль в простом платье, дабы не выделятся в толпе молящихся и скорбящих. Следом за Адемаром де Пюи шел его сенешаль с хоругвью в руках. На этом почитаемом всеми крестоносцами стяге была изображена Божья Матерь, именно к ней и возносили воины Христа свои молитвы. Хоругвь эта считалась бесценной реликвией, и едва ли не все население Южной Франции обливалось слезами, провожая ее в далекие края. Граф Раймунд Тулузский, дабы приободрить опечаленных христиан, поклялся тогда, что лично водрузит хоругвь над освобожденным Иерусалимом. Лик Божьей Матери решено было обнести вокруг лагеря крестоносцев, дабы укрепить в вере опечаленные невзгодами сердца. В последнее время по лагерю ходили упорные слухи, что на помощь Антиохии движется огромная армия во главе с эмиром Дамаска, и, судя по всему, эти слухи не были досужей выдумкой. Во всяком случае, среди крестоносцев нашлось немало малодушных, испугавшихся новых невзгод. И среди них, увы, оказались люди известные и даже почитаемые как простолюдинами, так и рыцарями. Едва ли не первым среди отступников стали Петр Отшельник и виконт Гийом де Мелен по прозвищу Плотник. Говорят, что папский легат пришел в ярость, узнав об отъезде Петра. Более того, послал за оплошавшим проповедником галеру, которая настигла его далеко в море. Петра и Гийома Шерпентье сняли с генуэзского корабля и вернули под стены осажденного города. Теперь проповедник и виконт, облаченные в рубища и с непокрытыми головами, брели вслед за сенешалем, загребая босыми ногами холодный песок. Сам Петр утверждал, что отправился в Константинополь, просить поддержки у басилевса, однако ему не поверили ни папский легат, ни бароны, возглавляющие поход. Конфуз, что ни говори, вышел изрядный и теперь проповеднику, потерявшему доверие Адемара де Пюи, предстояло искупить свою вину постом и молитвой. Процессия покинула лагерь через главные ворота и двинулась вдоль рва, окружающего шатры крестоносцев со всех сторон. Графы Вермондуа и Сен-Жилль скромно плелись в хвосте процессии, демонстрируя тем самым смирение и готовность служить богоугодному делу без корысти и пристрастия. Оба были без кольчуг, но при мечах, так же, впрочем, как и другие участники крестного хода.

– Я бы на месте епископа все-таки позаботился об охране, – тихо сказал Вермондуа, косо при этом поглядывая на стены Антиохии, возвышающиеся вдали.

– Епископ полагает, что нас защитит Матерь Божья, – шепотом отозвался граф Сен-Жилль. – Но я, на всякий случай, приказал тысяче своих рыцарей и сержантов держать лошадей под седлом.

– Похвальная предусмотрительность, – кивнул Вермондуа. – Видишь пыль на дороге?

Граф Раймунд вздрогнул и обернулся. К счастью, тревога оказалась ложной. Отряд, приближающийся к лагерю, вряд ли насчитывал более сотни человек. Скорее всего, это были крестоносцы, посланные кем-то из баронов на поиски продовольствия.

– Я не вижу телег, – нахмурился Гуго. – Неужели наш друг Боэмунд наткнулся-таки на армию Дукака Дамасского?

При виде процессии всадники замахали руками и закричали. Вермондуа с трудом разобрал только одно слово «сельджуки», и опустил ладонь на рукоять меча. Крестный ход остановился. Возможно, панические крики услышал и папский легат, во всяком случае, во главе процессии что-то происходило. И теперь сельджуков поминали уже со всех сторон.

– Ты не туда смотришь, благородный Гуго, – вдруг просипел севшим от ужаса голосом граф Тулузский. – Ворота открываются.