Око тайфуна

Такое противоречие действительно существует, но оно носит диалектический характер: фашизм создает максимальную дисциплину именно из максимальной разобщенности. Фашизму страшны личности, но не индивидуалисты. Кроме того — и это важно — желание унизить неотделимо от комплекса неполноценности, желание властвовать подразумевает и существование власти над собой, которая возьмет на себя все бремя ответственности. Классическая пирамида не противоречит инстинктивным взаимоотношениям, принятым у животных.

Вероятно, система воспитания будет главным отличием коммунистического общества от других формаций. Там она будет направлена не на приобретение обрывочных, конкретных, специальных знаний, не на то, чтобы сделать человека одним из миллиардов винтиков производства, а в первую очередь — на создание человеческой личности. Наверное, так и следует охарактеризовать мир будущего: не расплывчатый лозунг «от каждого по способностям, каждому по потребностям», а система образования, сохраняющая все лучшее, что есть в каждом человеке, которой под силу научить (а не заставить!) любить, дружить и работать.

Наше образование не отвечает коммунистическим требованиям. Доказывать это нет необходимости. В. Крапивин написал о последствиях бесконтрольности власти педагогов. Р. Быков и В. Железняков показали результаты своеобразной индукции фашистских отношений в детский коллектив. И бесконечные статьи в газетах… Наконец, хрестоматийный пример: продажа игрушечного оружия и детская игра в войну. С конца шестидесятых годов они организованы в общегосударственном масштабе. «Зарничка» (для детей до 10 лет), «Зарница», «Орленок». Хотелось бы узнать, чему разумному и доброму учат эти игры?

Итак, наша система образования не только не способна защитить общество от фашизации, но и, как указывают факты, способствует данному процессу. Другим негативным явлением, столь же, если не более важным, является глубокий идеологический кризис, охвативший на рубеже семидесятых годов советское общество.

Мы уже говорили о причинах кризиса. В известной мере он был реакцией на необоснованный оптимизм «эпохи шестидесятых». Как всегда, замыслы, опирающиеся лишь на блаженную уверенность, что «люди способны сами по себе стать добрыми, умными, свободными, умеренными, великодушными»[15], оказались неосуществленными. Надежда сменилась отчаянием, когда выяснилось, что коммунистические лозунги используются в нашей стране в основном как прикрытие деятельности чиновников и бюрократов. Тех, кого мне хочется по аналогии со временем Великой Французской Революции назвать «людьми термидора».

«И нет звезды тусклее, чем у них.
Уверенно дотянут до кончины,
Скрываясь за отчаянных и злых,
Последний ряд оставив для других,
Умеренные люди середины».

Манфред писал о Сиейесе: «…Он входил во все высшие представительные органы — был членом Учредительного собрания, Конвента, Совета пятисот. Он пережил все режимы — старый режим, господство фельянов, власть жиронды, якобинскую диктатуру, термидорианскую реакцию, Директорию. Из тех, кто начинал вместе с ним политический путь в 1789 году, из настоящих людей с горячей кровью, а не с водой в жилах, никто не сохранился; кто раньше, кто позже — все сложили головы. А осторожный, молчаливый, бесшумно ступавший Сиейес всех пережил; он прошел через кипящий поток, не замочив ног, без единого ушиба, без одной царапины… Он молчал и при фельянах, и при жирондистах, и при якобинцах… В конце концов, Сиейес всех перемолчал, всех перехитрил. Он стал богатым, сановным, важным; обрел академические чины. Незадолго до смерти Сиейес встревоженно повторял: „Если придет господин де Робеспьер, скажите, что меня нет дома“.»

История повторяется.

В начале шестидесятых Евгений Евтушенко и его поколение судили советских термидорианцев. («Про Тыко Вылку», «Прохиндей», «Страхи», «Все как прежде», «Злость».) А что он пишет сейчас, лауреат многих премий, народный поэт Евгений Евтушенко? «Фуку». Андрей Вознесенский начинал «Мастерами». Последние его вещи под стать «времени термидора».

«Жизнь дает человеку три радости. Друга, любовь и работу», — знаменитая фраза братьев Стругацких была девизом «шестидесятников». Они пытались работать, любить, дружить. Они хотели… Только работу никто не собирался предоставлять. Сановные термидорианцы отнюдь не стремились дать молодым возможность делать дело. Ведь на фоне чужой работы трудно скрывать свою бездеятельность.

«…до чего же обидное это состояние — чувствовать, что ты гору можешь своротить, а вместо того приставлен к серьезной работе по переносу дерьма из угла в угол, притом не более фунта за раз…» — говорил в 1914 году лейтенант Российского Императорского Флота Николай Ливитин своему брату. Цикличность, как известно, закон развития.