Око Тимура

Бражка и в самом деле оказалась приятной, прохладненькой и чуть кисловатой на вкус. Пока обедали, явились ребята – Иванко с Анфиской. Иванко – сероглазый, светленький, за зиму сильно вытянулся и, казалось, еще больше похудел. Однако глаза блестели весело – увидев гостя, бросился с порога на шею, видно рад был. Анфиска – пухлощекая девчонка с курносым, горделиво задранным кверху носом – тоже улыбнулась, даже промычала что-то. Раничев незаметно вздохнул, вспомнив, по чьему приказу несчастной девушке был отрезан язык. Пока Анфиска мыла посуду, отвел в угол отрока.

– Боярыня Руфина не беспокоит ли?

– Нет, – оглянувшись на девушку, шепотом ответил тот. – Да и вообще, попробовала б! Чай, красного петуха можно и в боярские хоромы пустить. Горят не хуже простых избенок!

Иванко твердо сжал губы, он сильно повзрослел и уже больше не походил на занудливого отличника, как раньше, и видно было – в случае чего, угрозу свою выполнит.

– Да и чего ей здесь рыскать-то, боярыне? – смахнув челку со лба, усмехнулся отрок. – Чай, красивых скоморохов боле нету на торге.

– Ла-адно, – засмеялся Иван. – Чую, в чей огород камень… Так она здесь, на Москве, Руфина?

– Здесь. Видал как-то, пронеслась в санях. Кони резвые.

– Еще бы…

Раничев задумался. Боярыня Руфина – красивая белокожая чертовка с колдовскими глазами – была из той группы влиятельных переселенцев-литвинов, что пользовались благоволением самого великого князя и благоволением этим без всякого стеснения пользовались. Именно Руфина использовала Раничева в качестве шпиона, отправив с поручением в Киев – один из крупнейших городов Великого княжества Литовского. Встретившись в Киеве с резидентом – хозяином постоялого двора Селивоном Натыкой – Иван так до конца и не разобрался, на кого же шпионила Руфина – на литовского князя Витовта, короля Польши Ягайло, или – на Тевтонский орден? Скорее всего – на всех понемногу. Опасную игру вела боярыня – может, та опасность ее и привлекала? Мужа своего сгубила – теперь, поди, завидная вдовица. Молода, красива, богата! И опасна, как гремучая змея… Но, похоже, делать нечего – придется использовать ее в своих целях, как говорится, не корысти ради, а токмо волею Олега Ивановича, великого рязанского князя… Жаль, конечно, скоморохов нет, ребята были надежные. Правда, с Руфиной не помогли б и они. Тут уж сам, только сам… Напрасно, видно, в прошлый-то раз, как уезжал из Москвы, подкинул письмишко людишкам князя Василия, а в письмишке том – о Руфине, дескать, не от Витовта ли на Москву послана? Зол тогда был Иван на боярыню – и за то, что самого подставила, и за язык Анфискин вырванный… Может, и затерялось письмишко, а может, и дошло до Василия… Так что с Руфиной глаз да глаз нужен. Да и с татями бы ночными разобраться – с чего б это они на старика наезжают? Ой, не верится, что обошлось здесь без воровского старца Мефодия. Как его парня-то звали? Того, кругломордого… Федька Коржак. Он-то уж по жизни за все должен, с ним и переговорить, от старца тайно.

– А что, отроче, знакомца своего старого Федьку не встречал ли намедни?

– Коржака, что ли? – скривился Иванко. – Встречал, как же! Третьего дня Коржак на торжище шастал, простаков искал в кости сыграть.

– Так он чего, по костям теперь шерудит, выходит? – удивился Иван.

– Да какое там по костям, – отрок презрительно усмехнулся. – Мозгов у него на то не хватит. Так, зазывалой у косточников, а по ночам по-старому – с кистенем.

– Зазывалой, значит…

Раничев потянулся, поблагодарил хозяев за хлеб-соль, шутливо ткнул кулаком Иванку, шепнул, наклонившись:

– Спишь, небось, с Анфиской-то, а?

– Что ты, что ты, – тут же покраснел отрок. – Ипатыч покуда не разрешает, говорит – рано.

– Ну раз говорит, так и впрямь рано, – кивнул, вставая, Иван. – Денька через два загляну. Увидишь Федьку – шепни.

Простившись, Раничев вышел на улицу. Уже смеркалось, и припозднившееся прохожие старались побыстрее скрыться в ощетинившихся частоколами усадьбах. Иван тоже прибавил шагу – не очень-то хотелось рисковать понапрасну жизнью, передвигаясь по городским улицам в темное время. Молодого татя Федьку Коржака можно будет разыскать и позже, сейчас же надобно поспешать обратно на Чертолье, в прижимистый дом рыжего Елизара. Интересно, как там дьяки с Лукьяном? Дьяки… дьяки, подьячие – писцы да чиновники, крапивное семя… Что у великого князя Василия собственной канцелярии нет? Есть, поди, как и у Киприана. Интересно, где народец похлипче? Навряд ли у Киприана, тот все ж таки митрополит – лицо духовное. А вот у князя может и случится какой-нибудь нужный человечек, не может такого быть, чтоб не было, надобно только его отыскать, вычислить, а там и подсадить на крючок, с гордостью доложив рязанскому князю. И получить за то серебришка изрядно да землицу… Тьфу! Чем приходится заниматься! Однако ж ради Евдокси, ради их общей судьбы еще и не то перетерпеть можно, наступив на горло собственной песне.