Око времени

— Тут тоже есть свои радости. Вдохните… Чувствуете? Уже ощущается морозец… Горит костер — и знаете, вы скоро научитесь отличать одну древесину от другой только по запаху дыма…

— И еще кое-чем пахнет, — негромко произнесла Бисеза. — Мускусом. Как в зоопарке. Тут есть дикие звери. Такие звери, каким тут быть не полагается — даже в ваше время.

Джош потянулся к Бисезе и порывисто сжал ее руку.

— Здесь нам нечего бояться, — заверил он ее. Она не отдернула руку, но и не сжала его пальцы в ответ. Через пару секунд он неуверенно отстранился. — Я-то ведь в большом городе родился. В Бостоне. Так что все это — эта жизнь под открытым небом — для меня в новинку.

— А как вы сюда попали?

— Особых планов у меня не было. Просто, знаете, я всегда был любознателен, мне всегда хотелось заглянуть за угол, посмотреть, что делается в соседнем квартале. Я принимал одно безумное предложение за другим, пока в конце концов не оказался здесь, на краю света.

— На самом деле вы оказались гораздо дальше, Джош. Но я так думаю, вы как раз из тех людей, которые способны пережить наше странное приключение.

Она смотрела на него чуть насмешливо — может быть, она над ним подтрунивала.

Джош упрямо продолжал гнуть свою линию.

— Вы не похожи на тех солдат, которых я знаю. Бисеза зевнула.

— Мои родители были фермерами. Они владели большим экологически чистым участком земли в Чешире. Я была единственным ребенком. Ферма должна была перейти мне по наследству — и я очень любила эти места. Но когда мне было шестнадцать, отец взял да и продал хозяйство. Видимо, решил, что я никогда не буду всерьез этим заниматься.

— А вы собирались.

— Собиралась. Я даже подала заявление в сельскохозяйственный колледж. Произошел разрыв с родителями. А может быть, он и так существовал и только стал явным. Мне захотелось уехать. Я перебралась в Лондон. Потом, как только позволил возраст, я поступила на службу в армию. Конечно, я понятия не имела о том, каково будет в армии — физическая подготовка, муштра, оружие, учения. Но я свыклась с этим.

— Не могу представить, что вы кого-то убиваете, — признался Джош. — А ведь солдаты обязаны это делать.

— В мое время — не обязаны, — ответила Бисеза. — По крайней мере, в британской армии. Миротворчество — вот для чего мы отправляемся на задания по всему миру. Конечно, иногда убивать приходится, иногда даже приходится вступать в войну ради поддержания мира — а это уже совсем другое дело.

Джош откинулся на спину и стал смотреть на звезды.

— Так странно слышать, как вы рассказываете о своих ссорах с родителями, о нарушении связи, об утраченных амбициях. Когда я думаю об этом, мне представляется, что через сто пятьдесят лет люди станут слишком мудрыми, чтобы их мучили такие проблемы — что люди слишком сильно эволюционируют, как сказал бы профессор Дарвин!

— О, я не думаю, что мы так уж сильно эволюционировали, Джош. Но кое к чему стали относиться мудрее. К религии, например. Возьмите хотя бы Абдыкадыра и Кейси. Правоверный мусульманин и человек, притворяющийся христианином. Казалось бы, они должны быть так далеки друг от друга. Но они оба экуменисты.

— Это от греческого слова… «эйкумена»?

— Да. За последние несколько десятков лет мы не раз были близки к развернутому конфликту между христианством и исламом. Если заглянуть в глубь веков, это покажется абсурдным: у этих религий общие корни; и та, и другая в основе своей призывает к миру. Но все попытки примирения на высоком уровне, все переговоры епископов и мулл ничего не давали. Экуменизм — это движение обычных людей, пытающихся добиться того, что не удалось сделать на высшем уровне. Движение настолько мало финансируется, что существует почти подпольно, но все же оно есть и пробивает себе дорогу.

Этот разговор заставил Джоша осознать, как далеко от него то время, в котором живет Бисеза, как мало он в этой жизни понимает. Он осторожно осведомился:

— И что же, Бог в ваши дни изгнан, как предсказывали некоторые мыслители?

Бисеза растерялась.

— Не изгнан, Джош. Но мы стали лучше понимать самих себя. Мы понимаем, почему нам нужны боги. В мое время находятся некоторые, кто рассматривает все религии как психопатологию. Они указывают на тех, кто готов подвергать пыткам и убивать своих единоверцев за расхождения в считанные проценты в весьма туманной идеологии. Но есть и другие, которые говорят, что, несмотря на все свои недостатки, религии представляют собой попытки найти ответы на самые главные вопросы бытия. Пусть они ничего не говорят нам о Боге, зато очень много объясняют, что такое — быть человеком. Экуменисты надеются, что объединение религий приведет не к их растворению друг в друге, а к обогащению — это как возможность разглядеть драгоценный камень с разных сторон. И быть может, эти робкие шаги — наша единственная надежда на истинное Просвещение в будущем.

— Звучит утопически. И что же, хоть что-то получается?

— Медленно, как и миротворчество. И если мы создаем утопию, то делаем это во мраке. Но, наверное, мы все-таки стараемся как можем.