Око за око

            — Слушай, Луций, клянусь всеми небесными и подземными богами, я говорю правду! Я отдал Евну лишь часть своих сокровищ —  всего каких-то десять миллионов! А основное — утаил!

— Сколько же ты утаил, если даже в части — целых десять миллионов?! — во все глаза уставился на Тита Луций.

— Пятьдесят миллионов сестерциев, не считая золотой посуды, самоцветов и прочей рухляди...

— И где же... они?

— Этого я не могу тебе сказать.

— Тогда я не буду играть! — с трудом прикинулся равнодушным Луций. — Прощай!

— Ну, хорошо, хорошо... Только потом сыграем? — заглянул в глаза Луцию Тит.

Это было совсем другое дело! Пропорций быстро кивнул, и Тит зашептал: — Я запрятал их там, где никто даже не подумает искать! Прямо под своим домом в Тавромении! — Он перехватил недоверчивый взгляд Луция, уловившего запинку в голосе гостя, и нехотя поправился: — Ну... почти под домом. Под нужником для рабов, что в конце двора! Ну? Так что — играем?..

Руки Тита мелко тряслись. Глаза горели.

— Играем... — кивнул ошеломленный Луций и пододвинул к гостю кубок: — Только... выпьем сначала?

— Я же сказал, что больше сегодня не пью! — снова отказался Тит. — Разве... если только выиграю!

«Ну что ж! Будет тебе выигрыш...» — прищурившись, принял решение Луций.

— Тогда я бросаю первым! — предупредил он и добавил для убедительности: — Все-таки два миллиона...

Бросок его оказался неудачным. Старательно изображая на лице огорчение, Луций при подсчете чисел нарочно уронил на пол одну из костей. Наступил на нее ногой.

— Тит! — наклонившись, сказал он. — Она куда-то к тебе закатилась!

Пока Тит, ругаясь, искал пропажу, Луций выложил на доску фальшивые кости, убрал настоящие и нарочито равнодушно сказал:

— Нашлась, Тит! Бросай!

Тит торопливо сложил кости в стакан, помешал их и выдохнул:

— Ну, Юпитер... Помоги!

— Так-так, — склонился над доской Пропорций и, деланно изумляясь, выдохнул: — О, боги, «Венера»! Твой выигрыш! Что теперь со мной будет?! — картинно обхватил он руками голову: — Я разорен, я — нищий...

— Точно, «Венера»! — проревел Тит. — С тебя два миллиона! Один гони сейчас, а второй я подожду, пока ты вернешься из Пергама! Но — с процентами! А теперь можно и выпить!

Единственной рукой он схватил кубок и, обливаясь, залпом осушил его до дна.

— Вот и хорошо… вот и прекрасно! — закусив губу, проследил за ним Луций. — Сейчас же пошлю за деньгами...

Тит покачнулся:

— Что со мной?

— Это от радости! — успокоил его Луций, с облегчением видя, как смертельная белизна разливается по лицу Тита. — Сейчас пройдет.

Тит наклонился к игральной доске, взглянул на кости уже невидящими глазами и, переломившись в спине, рухнул замертво.

— Все! — выдохнул Луций. — Дай теперь только армии Флакка взять Тавромений, и я доберусь до твоей отхожей ямы под рабским нужником, наполненной миллионами! Ах, ты! — с досадой вдруг вспомнил он. — И нужно же было мне поставить армии Фульвия плохой ячмень!

Луций тронул безвольное тело Тита, спрятал в шкатулку фальшивые кости и приказал Проту:

— Кубок убрать!

Раб брезгливо взял одними пальцами отравленный кубок. «Безмолвная скотина! — наблюдая за ним, ругнулся про себя Луций. — Он еще и соображает!»

— Прокуратора сюда, немедленно! — крикнул он Проту.

Испанец вошел в комнату. Поклонившись, застыл у двери.

— Вызови лекаря, — сказал Луций. — Дай ему кошель серебра и скажи, что мой гость и давний друг Тит Максим скончался от сердечного удара после постигших его в Сицилии тяжелейших потрясений. Да, и еще... — поразмыслив, кивнул он в сторону раба: — Прота под надежной охраной немедленно доставь на остров Эскулапа. У него, кажется, больны печень, почки и этот, как его — желудок! Ты все понял?

— Да, господин! — угодливо приложил ладони к груди прокуратор и осклабился: — У него очень больны печень, почки и желудок. А твой лучший друг скончался от сердечного удара!

2. «Браво, Тиберий»

«Корнелия — Семпронии привет.

Ты уже должна знать из моего письма, как начался самый веселый праздник года. Слушай же, что было дальше.

«Я выставлю свою кандидатуру на выборах в народные трибуны следующего года», — сказал Тиберий городскому претору, Гаю Лелию, Фурию и всем остальным, кто окружал твоего мужа. Он сказал это так уверенно и твердо, что его спокойствие невольно передалось и мне.

«Представляю себе: Тиберий Гракх — народный трибун!» — засмеялся Эмилиан, оборачиваясь к своему льстивому окружению. Надо ли тебе говорить, как дружно все они начали поддакивать и смеяться? «Чтобы трибуном стал квестор сдавшейся армии?!» — кричал Фурий, показывая пальцем на Тиберия. «Не бывать этому! — вторил ему Лелий. — Хватит с нас и того позора, который он принес Риму своим мирным договором с варварами!»

К чести Тиберия, он даже не удостоил взглядом ни Лелия, ни Фурия. Эмилиану же он напомнил, показывая глазами на усеявших весь праздничный холм римских бедняков и крестьян: «К счастью, выбирать меня будут они, а не вы!» — «Да ну? — деланно изумился твой муж. — Они?!» — «Да, — твердо ответил Тиберий. — Они. И как решит народ, так и будет!»