Око Золтара

Мы осмотрели лагерь. Тут были столы для пикника, жаровни для барбекю и какие-то старые кожаные диваны. Я только хотела присесть, но Эдди меня удержала. Она пару раз пнула диван, пока тот не поднялся и вразвалочку, как после сытного обеда, не уковылял в кусты.

– Физарум икеа метаморфика, – сказала Эдди. – Это такая особая слизь, которая принимает форму мебели. Не то чтобы опасно, но бесит. Поспишь на таком часов десять, и оно разъест на тебе всю одежду до нитки. Я видела в их «исполнении» карточные столы регентского периода, футоны, барные табуретки. Один образчик замаскировался под дизайнерский стул и даже попал на первый тур аукциона современной мебели.

– Опять магические последствия? – спросила принцесса.

– Они родимые. Потому-то здесь и нельзя оставаться дольше пары суток. А вот и ваши апартаменты на сегодня.

Эдди показала нам самый знаменательный атрибут лагеря – так называемые висячие бобы.

Они были придуманы специально вот для таких туристических стоянок, чтобы отдыхающие за ночь не стали добычей тральфамозавров, Хотаксов, барсуков-снорков и легиона плотоядных слизней. Персональная, похожая на большую фасолину, капсула для ночлега крепилась к верхушке тридцатифутового стального шеста, прочно вкопанного в землю. Забраться на сооружение можно было по лестнице, нижняя секция которой убиралась, чтобы с земли никто не мог подобраться к капсуле.

Кертис с Игнатиусом ушли собирать огневые ягоды, которые обеспечат нас теплом и светом, а Уилсон отправился рыскать по заброшенным магазинам. Мы же с Эдди решили укрепить ограду по периметру стоянки.

– Думаешь, они не покалечатся, пока будут копать ягоды? – спросила я, памятуя, как легко взрываются при неосторожном обращении большие, капризные плоды, смахивающие на редьку.

– Да какая разница, – отозвалась Эдди. – Оберни-ка эту проволоку за вон тот столб, – попросила она.

Я послушно следовала ее указаниям, и вскоре периметр был укреплен – если можно назвать укреплениями консервные банки на проволоке.

Я спросила:

– И что нам делать, если жестянки зазвенят?

– Вопрос не в том «если», вопрос в том «когда», – ответила Эдди. – Надеюсь, к этому моменту мы уже займем свои места в бобах. Будем надеяться, что тральфамозавры не нагрянут. До нас не дотянутся, но будут чавкать с голодухи и не дадут уснуть.

Послышался негромкий всхлоп – загорелась первая ягода. За ней последовала череда глухих хлопков, пока загорались и другие плоды. Ребята сложили их в корзины и подвесили на шесты вместо фонарей. Вернувшись, мы с Эдди обнаружили, что Игнатиус соорудил навес, прикрепив к старому автомобилю кусок брезента и подперев двумя палками, и даже расставил несколько неслизевых стульев, чтобы всем было куда сесть.

Пока готовился ужин, Эдди отозвала меня в сторонку и тихо сказала:

– Мне нужно… отлучиться по делу. Ложитесь без меня. И убедись, чтобы все разошлись по своим бобам до захода солнца. В крайнем случае – сразу, как зазвенит ограда.

Я сказала, что броневик хотелось бы оставить с нами, а она только улыбнулась в ответ, вложила два пальца в рот и беззвучно засвистела, заставив Ральфа скривиться. Послышался топот копыт, и в отдалении показался стремительно несущийся в нашу сторону аппалузский базонджи. Видимо, зверь следовал за нами весь день, но ухитрялся оставаться вне поля зрения. Он подгарцевал к Эдди, та угостила его морковкой, и он радостно вскинул морду. Она выпустила поводья из-под искусно сработанного седла и привычным движением вскочила в него.

– Если я не вернусь – значит, я умерла, и вы сами по себе.

– Не говорила бы ты так. Что у тебя на уме?

– Меньше знаешь – крепче спишь. Увидимся утром.

И она пулей умчалась в ночь, туда, откуда мы прибыли.

– Она такая крутая, – сказала принцесса. – Как думаешь, она согласится стать моей телохранительницей, когда я снова стану принцессой?

– Только. пожалуйста, не говори ей, что ты – принцесса. А то со всеми этими резиновыми драконами, мифическими амулетами, пиратами, левиафанами и похищенным парнем, с которым у меня теперь самую малость неуместная разница в возрасте, я исчерпала свой запас драм на сегодня.

Рассевшись вокруг костра, мы ждали, пока Уилсон приготовит ужин. Крупная огневая ягода, над которой колдовал Уилсон, в отличие от маленьких и ярких ягодок, горела ровным красноватым пламенем. Свежеиспеченный австралопитек Ральф был заворожен.

Я взяла в ладони один из светящихся плодов, лучики которого пробивались сквозь мои пальцы.

– У-ук? – спросил Ральф.

Я вложила ягоду в его маленькие коричневые руки.

– У-ук? – повторил он.

Кертис и Игнатиус смотрели на своего бывшего друга со смесью ужаса и брезгливости.

– Мы не можем его показывать предкам в таком виде, – сказал Кертис. – К горшку не приучен, ходит в чем мать родила – обезьяна какая-то.

– Согласен, – подхватил Игнатиус. – Будет милосерднее выпустить его в лес, пусть природа возьмет свое. А семье можно сказать, что он утонул в болоте, или его слизни съели, что-нибудь такое.

– Или просто его у-сы-пим, – предложил Кертис.

– Вот это было бы гуманно.