Окоянов

Невидимая железная клешня сжала сердце Брата Секретаря. К горлу подкатил ком. Достав из сейфа секретный ключ, он открыл потайную дверцу и вошел в проход, ведущий в капище. Доступ сюда имели только братья высшего посвящения. Сразу превратившись в пожилого, измученного страданием человека, он зажег канделябр и медленно побрел по узкому коридору. Наконец перед ним открылась овальная комната, обитая черной тканью. На полу ее отражала пламя свечей большая пятиконечная звезда из листового золота, иссеченная знаками Каббалы. За ней, на высокой подставке лежал череп с сильно развитыми лобными долями. В глазницах его мерцали красные рубины. Позади уходил вверх по стене золототканый полог с масонской символикой. Брат Секретарь поставил канделябр на маленький столик, плашмя лег на черный пол и разбросал перед собой руки. Он погрузился в обращение к Высшему Существу со своей болью, со своей перекореженной судьбой, со своим убитым самолюбием. Слезы текли из его глаз на пол. Судорожный спазм сковал тело. Наконец он поднялся на колени, воздел руки и тихий скрежет его голоса, казалось, пополз к черепу:

– Смерти, смерти их жажду! Обоих смерти предай!

Свечи на канделябре заколебались в ответ, давая понять, что он услышан.

11

Антона уже несколько лет преследовали боли где-то в промежности, под мочевым пузырем. Поначалу он считал это каким-то временным заболеванием, которое когда-нибудь пройдет. Но время шло, привязчивая боль не уходила, а наоборот, становилась все сильней. Бывали дни, когда он не мог сидеть на стуле и весь рабочий день ходил по кабинету. Потом боль начала будить его по ночам и стала невыносимой. В конце концов, прошлой весной Антон обратился за помощью к отцу. Константин Владимирович выслушал сына, а затем сказал:

– Вот что, Тоша. Забудь, что я твой отец, помни только, что я доктор. Тебя надо посмотреть. Раздевайся.

Сгорая от стеснения, Антон разделся и лег на тахту боком. Через некоторое время старый доктор уже мыл руки.

– Ну, Антон, самое страшное предположение не подтверждается. Рака прямой кишки у тебя, слава Богу, нет. Зато есть сильное воспаление предстательной железы. Эту болезнь пускать на самотек вообще нельзя, а в таком состоянии – тем более. Будем тебя лечить. Из всех имеющихся средств на сегодня у нас имеется только массаж. Так что каждый день изволь приходить ко мне в больницу.

Но есть и одна более деликатная вещь. Воспаление предстательной чаще всего возникает из-за отсутствия половой жизни. А тебе уже за тридцать. Ты человек свободный, но я как отец должен тебе прямо сказать: тебе необходимо жениться.

Антон улыбнулся:

– Папа, а без женитьбы этот вопрос нельзя решить?

– Мне, Антоша, подобные вещи не понятны. Ваше поколение к ним относится просто. Но если ты с женщиной сблизился, то несешь ответственность и за нее и за детей. Они же перед жизнью беззащитны. Тем более, перед нашей страшной жизнью. Или я в чем-то не прав?

Антон не стал спорить с отцом. Тем более, что спорить было не о чем. С тех пор, как он расстался с Ксюшей, у него не было серьезных отношений с женщинами. Да и его давняя близость с Ксюшей не дала ему существенного опыта. Девушка боялась забеременеть, а он берег ее, как умел. Случаи их соединения были крайне редкими.

Потом на пути Антона встречались женщины, которые охотно сближались с симпатичным судейским чиновником. Но каждый раз душа его оставалась холодной, и он воспринимал случившееся как неизбежный акт освобождения от гнета физиологии.

Слова отца заставили Седова по-другому взглянуть на себя, и он стал целенаправленно присматривать себе сожительницу. Однако в его положении сделать это достойно, без грязных слухов и сплетен, оказалось непросто.

Однажды он сидел у себя в кабинете, размышляя, как решить проклятый вопрос. Искать себе подругу где-то на стороне не было ни времени, ни желания. К тому же, это потянуло бы за собой шлейф нежелательных пересудов. Из всех немногочисленных женщин совпартактива, которые могли бы держать язык за зубами, ни одна ему не нравилась, и он никак не мог представить сближения в медицинских целях. С улыбкой Антон вспомнил об Эльке Шанц, которая теперь возглавила клуб пошивочной фабрики. Эта, конечно, не отказала бы, но кто, как не он, учил ее революционной морали. Как-то незаметно мысли его переключились на собственную секретаршу Ольгу, довольно неприметную девушку, которая старалась держаться так скромно, что он порой ее просто не замечал.

– А ведь девчонка-то в общем ничего. Если приглядеться – все в ней есть. И в общении приятна, и женственна и… так далее.

Он позвонил в колокольчик, и в кабинет вошла его секретарша, она же пишбарышня Ольга, незамужняя двадцатилетняя девушка с серыми глазами и бледным, нездорового оттенка, лицом.

– Антон Константинович, вот, как раз отчет напечатала. Уж, пожалуйста, пишите поразборчивей. Просто слезы одни.