Околдованная

Не помню ни этот день, ни этот дом. Но одна из девочек – Эм… Эмили. Да, я ее помню.

Мемнон в молчании листает страницы, рассеянно протягивает руку – и поглаживает мою костяшками пальцев.

От его прикосновения у меня перехватывает дыхание – а он, кажется, ничего и не замечает. Мне нужно убрать руку. Любой здравомыслящий человек так бы и сделал.

Но я не убираю. Я позволяю своему мнимому мужу ласкать себя.

Его прикосновение такое мягкое и так не вяжется с его привычной уже жестокостью. Он отводит руку, только чтобы дотронуться до моего изображенного крупным планом лица на фотографии с чьей-то свадьбы, которую я вроде как смутно помню. Фото сделано год или два спустя после того дня рождения.

Нога Мемнона нервно подергивается, и чем больше страниц он перелистывает, тем эта дрожь сильнее.

Внезапно от отбрасывает альбом в сторону.

– Нет, – говорит он. – Нет.

Встает, ерошит густые волосы. Не могу не заметить – гребаные своевольные хитрые глазки! – как рубаха облепляет при этом его мощный торс.

– Если ты не моя Рокси, то кто ты? – спрашивает он, и в глазах его сквозит отчаяние.

Ох, ну наконец-то.

– Я Селена Бауэрс. Мои родители – Оливия и Бенджамин Бауэрс. Я родилась в…

Он трясет головой, зажимает уши:

– Нет, нет, нет. Я не верю. Не хочу верить.

– Женщина, которая предала тебя, давно умерла. Я – другая. Я родилась двадцать лет назад. Какие еще доказательства тебе нужны?

Он открывает глаза, смотрит на меня – и взгляд его застывает где-то в районе верхней части моей грудной клетки.

– Твоя кожа. Я хочу увидеть ее, est amage.

Хмурюсь.

– Я не собираюсь раздеваться.

– Не сегодня, нет, – соглашается он.

От его ответа у меня перехватывает дыхание, и магия моя возбужденно вибрирует.

Мемнон покидает кресло, медленно приближается ко мне, как будто я могу исчезнуть в любой момент.

– У тебя есть татуировки.

Воздух между нами странно гудит, хотя на самом деле это не звук. Думаю, это как-то связано с нашими магиями, но я чувствую, как этот гул скользит по моим рукам и спине, заставляя трепетать сердце.

– У Роксиланы были татуировки, – поправляю его я.

У меня их нет. Но интерес мой задет.

Мемнон подходит и жестом просит меня протянуть руку.

О, теперь он спрашивает разрешения, прежде чем дать волю своим рукам?

Ну ладно, пожалуйста.

Медленно, словно опасаясь меня спугнуть, Мемнон приподнимает мое предплечье и задирает широкий рукав платья, обнажая плечо.

Слышу его вздох, смотрю ему в лицо.

Похоже, он не верит своим глазам.

Палец Мемнона скользит по моей руке, точно обводя какие-то невидимые линии.

– Вот тут у тебя была вытатуирована пантера, – произносит он ровным, хорошо контролируемым голосом. – А ниже – задранный олень.

Мило звучит, однако.

Рука Мемнона сползает с моего плеча и ложится на грудь, над самым сердцем. Прикосновение интимное, хотя сдвинулась его ладонь всего на несколько дюймов.

Логика велит мне оттолкнуть руку колдуна. Инстинкт предлагает накрыть его руку своей, удержать его. Поэтому иду на компромисс и не делаю ничего.

– А здесь у тебя моя метка, – тихо говорит он.

Какую-то долю секунды мне кажется, что Мемнон собирается раздвинуть горловину моего платья. Но вместо этого он тянется к своей рубахе и одним плавным движением срывает ее.

Никто не разрешал тебе раздеваться в моей комнате.

Протест застревает в горле, едва взгляд мой падает на его обнаженный торс. Сглатываю при виде мощных мускулов, но заметить эти мускулы невозможно, пропустив покрывающие их татуировки. Мемнон весь разрисован: кожу его украшают олень, из рогов которого растут цветы, попранный грифон, рычащая пантера, словно бы впившаяся когтями в шею Мемнона. И прямо на сердце колдуна – крылатый дракон.

Он прикасается к изображению:

– Знак моего клана.

Смотрит он только на меня. И взгляд его обжигает.

Я сама оттягиваю вырез платья, ровно настолько, чтобы показать ему не тронутую тату кожу. Никакие драконы не парят над моим сердцем, и зверей на руке у меня тоже нет.

Слышу хриплый вздох Мемнона, и на миг его лицо искажает отчаяние. Но только на миг.

– Ты удалила их, – обвиняет он, хотя и не слишком уверенно.

Качаю головой.

– У меня их не было. Вообще. Никогда.

– Ты хитра, Рокси, – говорит он, и я вся покрываюсь мурашками от имени, не принадлежащего, не предназначенного мне. – Несколько наколдованных фото, кусочек чистой кожи могли бы убедить другого мужчину, но я знаю размах твоего ума и твоей магии. Ты способна и на большее.

– Мои фото не наколдованные, – я почти рычу на него.

Эти альбомы бесценны для меня, потому что хранят многое из того, что потерял мой разум, – мое прошлое.

Судя по упрямо выпяченному подбородку Мемнона, дело даже не в фотографиях, не в татуировках, не в логике. Мысль о том, что я – не его Роксилана, для него просто непостижима.

И все-таки он, кажется, задумался. Уже не угрожает мне, а в его глазах я вижу не злобу, а недоумение.

Он уже почти верит. И если я смогу убедить его полностью, может, он перестанет приставать ко мне.

В голову приходит ужасная идея.

Вдыхаю поглубже: