Он наклоняется и…
Кричу, чувствуя, как губы его ласкают мою плоть. Пальцы его находят мой клитор, двигаются кругами, язык раздвигает складки и проникает в лоно.
Я лежу, задыхаясь, растекаясь под ласками Мемнона. Разрываюсь от противоречивых желаний – хочется то ли отстраниться от чрезмерного возбуждения, то ли податься ближе. Это слишком – и этого недостаточно. Мне нужно меньше его языка и пальцев, и больше – всего остального.
Тянусь к колдуну, больше не удовлетворяясь ласками одних лишь его рук и рта. Я хочу почувствовать его в себе.
Поддаваясь моей настойчивости, Мемнон прерывает свое «богослужение» и позволяет мне подтащить себя выше.
Устраивается на мне. Член его зажат между нами.
Глаза колдуна блестят:
– Думаешь, я собираюсь дать тебе это?
Он покачивает бедрами, и у меня перехватывает дыхание от того, как его член скользит по моим складкам.
А он смеется, упиваясь выражением моего лица.
– О нет. Ты заблуждаешься, Селена. – Он целует меня в щеку, потом прижимает губы к моему уху. – Я заставлю тебя страдать и томиться,
Просыпаюсь, задыхаясь. С рукой между ног. Оргазм, казавшийся таким близким, отступает. Я в поту и вся горю. Чертов сон. Я опять была на волосок. Снова!
Разочарованно вздыхаю, глядя в потолок. Очевидно, мое подсознание считает, что мне нужен хороший секс. И, к несчастью для меня, оно положило глаз на самого неподходящего для этого дела мужчину.
Но даже когда я так думаю, какая-то часть меня скорбит о том, что я, возможно, никогда больше не увижу Мемнона. Это нелогичная и мазохистская часть, но она все равно есть.
Хотя еще вопрос, действительно ли Мемнон ушел. Однажды я изгнала его, но это, по сути, ничего не дало. Пожалуй, я слишком оптимистична, полагая, что он покинул меня навсегда.
Звук за открытым окном отвлекает меня от раздумий. Дуб шелестит; потом из тьмы появляется Нерон, перепрыгивает с ветки на подоконник, царапая когтями деревянную раму.
– Нерон, – улыбаюсь. Я рада видеть своего фамильяра. Он отсутствовал бо́льшую часть дня, и, хотя я знаю, что всегда могу проскользнуть в его сознание и убедиться, что с ним все в порядке, это совсем не то же самое, что видеть его прямо перед собой.
Моя пантера грациозно спрыгивает с подоконника, идет ко мне, без долгих предисловий запрыгивает на матрас и тут же начинает мять передними лапами одеяло.
Моя маленькая пушистенькая машина для убийств.
Протягиваю руку, глажу морду зверя и даже в темноту вижу, как он блаженно жмурится.
– Ты хороший фамильяр, – воркую я, и на этот раз Нерон позволяет понежничать с ним.
Глажу его шею, глажу бок. Застываю, касаясь чего-то влажного и липкого.
Дурное предчувствие охватывает меня. Отвожу руку, потираю пальцы, подношу их к носу. Запах, идущий от них, приторный, нехороший.
–
Магия освещает комнату, и я охаю.
Пальцы мои измазаны ярко-красной кровью. Но не только пальцы; она…
– Нерон.
Оказываюсь в его голове так стремительно, что теряюсь на миг при виде своего собственного человеческого лица напротив.
Чувствую влагу на своем – в смысле, на его – боку, на лапах. Но ничего не болит.
Возвращаюсь в свою голову. Мой фамильяр лежит на боку, и я вижу кровавые пятна на моем клетчатом одеяле.
– Что случилось? – спрашиваю Нерона, хоть и знаю, что он не может ответить. – Это кровь кого-то, кого ты убил?
Никакой реакции.
– Ранил?
По-прежнему ничего, только хвост Нерона раздраженно подергивается.
Я задаю неправильные вопросы.
Думаю о страшном.
– Это кровь человека?
Голова Нерона медленно опускается и поднимается, что выглядит совершенно неестественно. Однако это кивок.
– Он жив?
Ничего.
Черт.
Значит, нет.
– Можешь отвести меня к нему?
Нерон спрыгивает с кровати и вновь направляется к окну. Схватив телефон и толстовку, сунув ноги в кроссовки, следую за ним.
Глава 21
Бегу как одержимая за своим фамильяром. Сознание мое разделено между ним и мной.
То, что это, возможно, плохая идея, до меня доходит, только когда мы добираемся до границы леса на краю кампуса.
Точнее, пересекаем ее.
Сердце громко стучит.
Бегущий впереди Нерон замедляет шаг.
Еще до того, как я что-то вижу, чувствую висящую в воздухе скользкую порченую магию.
Темную магию.
–
Слова латыни вылетают сами собой, они идут из того укромного уголка, куда утекают украденные воспоминания. Слышать их – потрясение, в основном потому, что в последнее время мой разум чаще тянется к другому языку, тому, на котором говорит Мемнон. Это все равно что увидеть старого друга после долгой разлуки.
Моя магия, скручиваясь, повисает над нашими с Нероном головами шарами янтарного света. Шары, мягко сияя, пристраиваются меж ветвями деревьев.