Около кота

Я понимал, конечно, что мечтаю о глупостях. Ведь не зря же твердили мне добрые братья, и в первую очередь брат Аланар: нельзя прибегать к демонской помощи. Как бы ни было тяжко, как бы ни было соблазнительно – нельзя. Лучше честно умереть. Как следовало это сделать ещё в приглядской темнице. Нет же, поддался на его уговоры и сам себя убедил, будто мне можно, службы моей ради. Нужда превыше чести, да? И чем всё это кончилось? Такой же темницей, разве что камера получше. Но итог всё равно один. Завтра станем завтраком.

Очень не хотелось мне в клетку. Во всех подробностях я представлял, как стану орать и метаться, когда гиушу терзать начнёт. Я-то не древние праведники, мне на силу духа надеяться незачем. Орать ведь буду. Вот господин, может, и молча всё вытерпит, а я… куда мне… Интересно, что с котом станется. Тоже зверю скормят? Или опыты начнут ставить, как бы через него всё же силу получить?

Но при всём при том понимал я твёро: нет у нас другого пути. Выдать Тхаарину способ – это такое зло сотворить, что небо содрогнётся. Эти-то ни перед чем не остановятся, эти на земле преисподнюю устроят. А значит, надо им помешать. То есть умереть. Да, страшно. Зато это вряд ли будет слишком долго. Зверь гиушу большой, ему мы двое не то что завтрак, так, лёгкий перекус. А зато потом… потом я пойду к престолу Творца Изначального, увижу и матушку с батюшкой, и брата Аланара… А что я Творцу-то скажу? Вот он я, Гилар, сын Таалгаля, и вот мой мешок с грехами… еле волоку. И лгал я, и чужое брал, и трусил, и завидовал, и насмешничал, и жадничал… да это что… убивал! Шестеро висят на душе. И без толку себя утешать, что враги, что по крайней нужде… или я Творцу Изначальному тоже лепетать стану, что нужда, дескать, превыше чести? И потому, если по справедливости, то одна мне дорога, в преисподнюю пропасть – а вовсе не в небесный сад, где вкушают сейчас радость матушка с батюшкой и брат Аланар… единственные люди, кто любил меня. Может, хоть на минутку разрешат мне с ними встретиться?

Потом я про господина подумал. Он ведь тоже сейчас, должно быть, мается. Давно он понимал, что душа его обречена преисподней, но одно дело «когда-нибудь», а совсем иное – «завтра». Страшно ему, наверное. И страшно показать мне свой страх – ибо вдруг я устрашусь настолько, что стану его просить сдаться? Легко ли ему будет отказать? Разве я ему просто слуга, которому десяток медных грошей платят? Интересно, а в преисподней мы с ним встретимся? Или там слишком темно будет, не разглядеть?

И вот пока меня грызло всякое такое, скрипнула дверь, отворилась. Вскинулся я, развернулся к двери, остолбенел.

Потому что на пороге появился… кто бы вы думали, братья? Дамиль там стоял, в синей рубахе с вырезом на груди, в серых штанах чуть ниже колена, и в руках у него был поднос со всякими соблазнительно пахнущими тарелками и мисками.

– Вот… – произнёс он тихо. – Я вам покушать принёс.

– Ты как тут оказался? – выпалил я и тут же заткнулся. Потому что ответ очевиден. Вот, значит, кто был третьим нюхачом.

Он не ответил, а наклонился и осторожно поставил поднос на пол.

– Что ж, здравствуй, Дамиль, – протянул господин. – Ты, как я понимаю, теперь здесь служишь?

– Ага, – не поднимая глаз, ответил тот.

– Ну и как служится? Не обижают тебя тут?

– Нет, – буркнул он.

– Тебя не накажут, если ты немного посидишь тут с нами? – предложил господин. – Надо же поговорить, как понимаешь.

Он молча кивнул.

Я меж тем подобрался к подносу. Ну что ж, неплохо. Миски с наваристым куриным бульоном, миски с хорошо прожареной свининой, кувшин со сбитнем. Ложки. Ложки, которые в моих руках могут стать неплохим оружием. Только кого убивать? Поганца Дамиля разве что?

– Скажи-ка, Дамиль, как давно ты работаешь на Тхаарину? – не притрагиваясь к еде, спросил господин. – Скажи правду. Ты никого не подведёшь, сейчас это уже не имеет значения.

– С прошлого лета, – прошептал пацан, всё так же уставясь в чисто вымытый пол.

– И как же это получилось? Ты ведь, когда я тебя из весёлого дома забрал, не был никаким нюхачом? Так?

– Да… – отозвался он. Помолчал и добавил: – А потом голоса услышал. В голове.

Долго этот разговор длился, потому что отвечал Дамиль односложно, и господину почти всякий раз приходилось уточнять, переспрашивать. А я вам, братья, кратко перескажу.