Около кота

– Ага! Вот и племянницы мне то же сказали, когда из дома выкидывали. Раз я тварь, то мне вроде как жилплощадь и не положено, хотя денег я в неё вбухал побольше их папочки!

– Договор предполагает обмен, – перешёл я к другой теме. – Вы господину Алаглани силу давали, за нашу боль. Откуда сила?

– А я знаю? – сварливо произнёс он. – Я просто котика своего гладил. Кис-кис!

Дверь кухни чуть приотворилась – и на пороге появился кот. Ну вылитый наш безымянный! Такой же пушистый, рыжий, на ушах едва заметные кисточки, и глаза такие же… Я аж вздрогнул.

– Видишь кота? – спросил старичок. – Вот я как насмотрюсь от этого самого Алаглани картинок, беру кота, начинаю гладить. И, видать, какая-то связь образуется, что-то он от меня получает… Если хочешь, назови это силой. Хотя разве ж это сила? Будь у меня сила, я бы вышел отсюда, и никто бы мне не был тут страшен, даже тени эти… – губы у него затряслись.

– Откуда у вас кот? – продолжал я допрос преступника.

– Да это ж мой котик, – обиделся старик. – Два года уже как у меня жил… У соседки кошка окотилась, ну и предложила взять за так… А мне-то одному знаешь как тоскливо… Такой, знаешь, ласковый оказался. Звать его… Ох, извини, снова забыл. Ну а как помер я и засунули меня в эту, как ты правильно выразился, берлогу, и он тут обнаружился. Видно, тоже сдох. Меня ж только через месяц нашли, и то по запаху… Ну, он и оголодал. Главное, орал ведь, не мог не орать. А соседи, сволочи, ноль внимания, будто так и надо!

– Вот, значит, как, – протянул я. – Вы тут своего котика гладите, он там своего, и сила через котиков ползёт. Откуда ж она берётся, эта сила?

Старичок задумался.

– Я тут точно не при чём, – заявил он. – Никогда такими вещами не интересовался, вот если ты меня о банковских операциях спросишь, тут я много чего рассказать могу. Но вот эти… которые приходят… они же мне и подсказали, как договор заключить, как в ваш мир заглянуть… Короче, они говорят, это вроде как время о время трётся. Здесь же время иначе течёт, чем у вас. И получаются два потока, вот воду в пример возьми. Один поток быстрый, другой медленный, и потому трутся друг об друга, возникают между ними завихрения. Вот в этих завихрениях и возникает то, что вы там у себя называете силой.

Я задумался, потом уточнил:

– А о ком вы говорите-то? Кто к вам приходит и советует?

Он аж подскочил, даже посуда на столике звякнула.

– Ой, не надо! Не хочу о них, не хочу! Гадкие они! И ведь не пустить тоже нельзя, всё равно проникают. Приходят и напоминают, напоминают. Всякую пакость, которую вроде уж и забыл давно, а эти, говорят, всё записывали. Круглосуточное наблюдение вели. И что делал, и что думал. А главное, вроде как с улыбочками, вроде как за своего держат! Обещают, что к себе возьмут, и там, внизу, мне понравится. А я не хочу! Понимаешь, не хочу! Страшно мне! Тяжко!

И тут он расплакался, уперев седую голову в ладони.

Тяжело мне было на это смотреть. Как дети плачут, видел, как женщины – тоже. Да что там говорить, я и мужиков плачуших лицезрел. Но вот старческий плач – это дело особое. Тряслась седая голова, тряслись плечи, трясся зелёный халат – износившийся, в паре мест заштопанный. А я стоял и не знал, что сказать.

Потом он успокоился, поднял на меня глаза.

– Ну так что? Вроде как рубить хотел? Давай, руби, от их слов всё равно больнее, чем от железки твоей.

Взмахнул я саблей… да и сунул обратно в ножны.

– Всё, дед, хватит, – слова давились у меня во рту, как непрожёванные. – Договор твой с господином Алаглани я отменяю, ты и так без меры чужой беды насосался. За чай спасибо, пойду. Не провожай, сам разберусь, как там открывается.

Потом наклонился я, погладил рыжего кота – тёплый он был, прямо как живой – и коридорчиком прошёл к двери. Отодвинул засов, толкнул – и вышел на воздух.

Ну, то есть это я так сказал – на воздух, но не уверен, что именно воздухом была эта серая взвесь. Да и вообще тут всё изменилось, пока я с Зелёным Старцем чаёк попивал. Во-первых, исчезла тропа. Внизу, под ногами, была та же серость, что и со всех сторон. Во-вторых, не стало и двери. И стоял я, не в силах понять, откуда пришёл, в каком направлении дорога, ведущая в бездну и в Небесный Сад.

И уж подавно я не понимал, куда мне деваться. Хотел демона зарубить – а не смог. Чем поможет господину эта моя выходка? Завтра его всё равно скормят зверю, останусь ли я тут навсегда, в сером тумане, вернулись ли к нему в горницу. Обманул меня всё-таки старикашка, взял на жалость. Надо было рубить. Хотя… Ну, раскроил бы я дедушку, снёс бы голову, и валялся бы он в кровище. Да только тому, кто уже помер, это не смерть, а так, неприятность мелкая. Раз уж определили ему в этой берлоге ждать Последнего Суда – никуда он отсюда не денется. Не изменит же меня ради Творец Изначальный Своих замыслов!