Окончательный диагноз

– Возможно, это тоже могло повлиять на ситуацию. Эндопротезирование, конечно, не коронарное шунтирование, но и не вырезание гланд! Операция сама по себе тяжелая, так что… Конечно, если бы пациентку оставили в реанимации под круглосуточным наблюдением и на приборах, врачи, разумеется, заметили бы ухудшение состояния, и Васильеву, возможно, удалось бы вытащить. Хотя, с другой стороны, если это действительно была массивная тромбоэмболия легких, то сохранить жизнь позволила бы только экстренная тромбоэктомия, а эту операцию, извините, проводят только в специализированных центрах, так что вашу Васильеву вряд ли довезли бы живой!

Разговор с патологоанатомом не только не улучшил моего настроения, на что я, собственно, рассчитывала, а лишь ухудшил его. По всему выходило, что Васильева умерла от ТЭЛА. Обычно это не происходит так быстро – сразу после операции! Тем не менее мое отделение несло косвенную ответственность за ее смерть: не выстави Розу Васильеву из реанимации дежурный врач, она, возможно, была бы сейчас жива. Но больше всего меня расстраивало не это, а то, чем могла быть вызвана тромбоэмболия легких. Неужели все дело в том злосчастном анализе и отсутствии профилактических мер, которыми пренебрег Роберт? Правда, Багдасарян сделал упор на то, что оперирующий хирург вряд ли несет ответственность за гибель пациентки, но ведь он, черт возьми, не знает того, что знаю я! И Шилов, между прочим, тоже. Следует ли мне рассказать о том, что я обнаружила, или это будет считаться предательством? Да кого я обманываю? Разумеется, это предательство, и Роберт так решит, скажет, что я перестала с ним спать и тут же заложила следующему любовнику!

– И что ты думаешь?

Вопрос Олега вернул меня к действительности.

– Похоже, все ясно, – уклончиво ответила я.

– Вот и мне так кажется, – кивнул он. – В общем-то, это неплохо – по крайней мере, родственники Васильевой перестанут нас доставать.

– Мне пора, – спохватилась я. – Через двадцать минут операция на хирургии позвоночника.

На самом деле операция начиналась почти через час, но мне надо было остаться одной и подумать, а находясь в кабинете Олега, я могла думать только о нем.

Я выскользнула в коридор, и надо же было такому случиться, чтобы Роберт стоял там! Его глаза расширились от удивления, словно я была последней персоной, которую он ожидал увидеть выходящей из кабинета заведующего.

– Разве ты сегодня здесь? – спросил он, приближаясь. – Я думал, ты весь день в хирургии…

– Шилов просил зайти, – быстро сказала я и тут же добавила, словно оправдываясь: – Это касается смерти Васильевой.

– И о чем же он тебя спрашивал?

– В основном о том, что касается нашего отделения, – легко соврала я. – Васильеву же раньше времени перевели в послеоперационную, так что вся реанимация стоит на ушах!

– А обо мне что говорил? – не унимался Роберт.

– О тебе? Да ничего такого… Извини, мне пора: пациент ждать не может!

И я побежала по коридору, как будто за мной гналось стадо быков.

* * *

Вечером я ждала встречи с Олегом и боялась ее. Ждала потому, что хотела снова ощутить его язык у себя во рту, почувствовать тепло и силу его рук, а боялась того, что придется вновь обсасывать тему смерти Розы Васильевой.

Шилов вошел в ординаторскую стремительно, как всегда.

– Одна? – спросил он, озираясь по сторонам.

Ответа не требовалось, поэтому я промолчала.

– Поедем сейчас ко мне.

Это не было вопросом или даже предложением.

– Мне нужно предупредить домашних, – сказала я.

– Давай, – согласился Олег.

Я позвонила домой. Подошла мама, и я легко соврала ей, что неожиданно «нарисовалось» внеочередное дежурство. Конечно, она тут же начала сокрушаться, что я так много работаю и практически не провожу время с семьей, что нельзя так напрягаться, следует высыпаться и так далее.

Олег жил в новом высотном доме. Пока мы шли от стоянки до подъезда, мне удалось насчитать шестнадцать этажей. Видимо, заметив, как я задираю кверху голову, Олег сказал:

– Лифт пустили всего две недели назад, а до этого приходилось лазать по лестнице.

– А ты на каком этаже? – поинтересовалась я.

– На двенадцатом.

– Боже милостивый!

– Ничего, зато хорошая тренировка, – усмехнулся Шилов. – А то все в машине да за столом!

Олег открыл входную дверь, и я оказалась в кромешной тьме коридора.

– Свет справа от тебя, – предупредил он, и я, нащупав выключатель, нажала на него.

Коридор оказался коротким и просторным.

– А с мебелью у тебя, однако, не густо, – заметила я, проходя в гостиную. – Когда ты переехал?

– Два месяца назад.

Комната тоже была большая – да что там, прямо-таки огромная, и практически полное отсутствие мебели только усиливало это впечатление. В ней находился один-единственный диван, бездарно размещенный у окна в форме эркера. Создавалось ощущение, что этот предмет мебели просто кинули здесь, не имея времени разобраться, куда лучше поставить, да так и забыли.