Окончательный диагноз

– Конечно, – снова продолжал О'Доннел, – я могу созвать исполнительный комитет, и не премину это сделать, если понадобится, но вы все знаете, к чему это может привести. Зная Пирсона, мы можем не сомневаться, что любая дискуссия приведет к конфликту, тем более что Пирсон сам член комитета. Чего мы добьемся? Пирсон уже не сможет быть заведующим отделением, и мы только повредим себе и больнице. – О'Доннел подумал также, хотя и не мог сказать об этом, что Пирсон имеет влияние на «старую гвардию» в попечительском совете и конфликт может иметь далеко идущие последствия.

– Я не обещаю, что смогу разделить вашу точку зрения, но что вы предлагаете? – сказал Чарли Дорнбергер, попыхивая трубкой.

О'Доннел решил раскрыть карты.

– Я предлагаю, Чарли, чтобы вы поговорили с Пирсоном от имени всех нас.

– Ну нет, увольте! – Иного ответа О'Доннел и не ожидал. Но Дорнберга надо было уговорить.

– Чарли, мы знаем, что вы близкий друг Пирсона. Вы один можете его убедить.

– Короче говоря, удар должен нанести я, – отметил сухо Дорнбергер.

– Какой же это удар, Чарли?

Дорнбергер заколебался. Он видел, что все ждут его ответа. Его терзали два противоречивых чувства – тревога за благополучие больницы и личная симпатия к Джо Пирсону.

То, что говорилось сегодня, не было новостью для Дорнбергера; он давно подозревал неладное. Тем не менее случаи с больными Руфуса и Рюбенса просто потрясли его. Дорнбергер также понимал, что О'Доннел не собрал бы их здесь, если бы это все не было так серьезно. Главного хирурга он уважал.

И в то же время он хотел помочь Пирсону. Казалось, он один противостоял натиску событий, могущих погубить старого врача. Должно быть, О'Доннел был искренен, когда говорил, что не намерен выживать Пирсона из больницы, и остальные разделяли его чувства. Да, как посредник он лучше других сможет помочь Джо. Окинув взглядом собравшихся, Дорнбергер спросил:

– Вы все так считаете?

Люси Грэйнджер, подумав немного, сказала:

– Я очень его люблю. Мне кажется, мы все его любим. Но я все-таки считаю, что в отделении необходимы перемены.

Это были ее первые слова, до этого она сидела молча и раздумывала над тем, что произошло в ее квартире в тот вечер, когда к ней зашел О'Доннел. Давно ничто так не волновало ее. Не влюбилась ли она? Но она заставила себя снова вернуться к проблемам патологоанатомического отделения.

– А ты, Билл? – обратился О'Доннел к Руфусу.

– Если Чарли поговорит с Пирсоном, я согласен.

– Я лично уверен, что именно так можно будет наилучшим образом решить эту проблему, – сказал Гарвей Чандлер, обращаясь к Дорнбергеру. – Вы окажете больнице огромную услугу.

– Хорошо, – сдался Дорнбергер. – Я постараюсь. На мгновение в зале наступила тишина, и О'Доннел почувствовал наконец облегчение. Он понял, что важность затронутого вопроса дошла до всех и теперь что-то можно будет сделать.

– Итак, – сказал негромко Томаселли, – нужно подыскивать специалиста. У меня есть список возможных кандидатов.

Собственно, у Томаселли было два списка. Так называемый «открытый список» свободных врачей и «закрытый список» – тех, кто работает, но недоволен своим местом и готов переменить его. Когда он передал материал О'Доннелу, того заинтересовал один из кандидатов именно второго, «закрытого списка», некий Дэвид Коулмен 31 года. Он с отличием окончил Нью-Йоркский университет, прошел практику в больнице Белвью, прослужил два года в армии и пять лет проработал в трех хороших больницах.

Присутствующие, да и сам О'Доннел, выразили сомнение, что патологоанатом такой высокой квалификации согласится работать в больнице Трех Графств. Но оказалось, что Томаселли уже вел с ним неофициальные переговоры.

Про себя О'Доннел подумал, что Томаселли следовало бы прежде согласовать это с ним. Но он только спросил:

– Вы думаете, его заинтересует наше предложение? Дорнбергер взял карточку с данными Коулмена.

– Что я должен с ней делать?

О'Доннел оглядел присутствующих, словно спрашивая одобрения:

– Я думаю, Чарли, вам надо взять ее с собой и показать доктору Пирсону.

Глава 7

В помещении, примыкающем к секционному залу, все было подготовлено для работы, и Макнил ждал лишь прихода доктора Пирсона. Ему доводилось бывать в секционных залах других больниц, там все оборудование было из нержавеющей стали. Подобная модернизация не коснулась отделения Пирсона.

Макнил услышал знакомые шаркающие шаги, и в зал в облаке сигарного дыма вошел Пирсон.

– Не будем терять время, – сразу же начал он, не утруждая себя излишними церемониями. – Прошло полторы недели, как я разговаривал с О'Доннелом, а дело так и не сдвинулось. Когда закончим разбор, сделаем биопсию всех присланных на исследование материалов.

Надев черный резиновый фартук и натягивая резиновые перчатки, он подошел к столу. Макнил сел напротив.

– Больная пятидесяти пяти лет. Медицинское заключение: смерть от рака молочной железы.

– Покажите историю болезни. – Иногда он довольствовался тем, что докладывал ему Макнил. Иногда же внимательно просматривал историю болезни сам.

Пирсон приступил к тщательному исследованию всех органов после вскрытия.