Окончательный диагноз

– Как хочешь, Чарли. Пока все в порядке, – повернувшись к Александеру, сказал Пирсон. – Когда придет срок, вашу жену положат в родильное отделение нашей больницы. Как нашему сотруднику вам положена скидка двадцать процентов.

Глава 8

– Я не совсем уверен, что борьба с полиомиелитом так уж полезна и необходима.

Эти слова произнес Юстас Суэйн, миллионер, король империи универсальных магазинов, филантроп и член попечительского совета больницы Трех Графств.

– Разумеется, вы шутите! – воскликнул председатель совета Ордэн Браун. Происходило это в библиотеке старого, но все еще импозантного особняка Суэйна в восточном предместье Берлингтона. Кроме Суэйна и Ордэна в обшитой темным дубом библиотеке присутствовали О'Доннел, жена Ордэна Амелия Браун и замужняя дочь Юстаса Дениз Квэнтс.

Кент О'Доннел медленными глотками попивал коньяк, удобно устроившись в глубоком кресле, которое сразу же облюбовал, как только общество, отобедав, перешло в библиотеку. Оглядывая темные панели, массивные балки потолка, переплетенные в кожу книги в шкафах вдоль стен, огромный, как пещера, камин, где лежали не поленья, а целые бревна, он подумал, что во всей этой обстановке есть что-то средневековое. Да и сам Суэйн в кресле с прямой спинкой чувствовал себя королем, а гости, расположившиеся перед ним полукругом, были всего лишь его свитой.

– Нет, я вполне серьезно, – сказал Суэйн, отставив рюмку с коньяком и наклонившись вперед. – Покажите мне ребенка на костылях, и я первый вытащу из кармана свою чековую книжку. Но это частности, а я имею в виду проблему в целом. Я убежден – и готов спорить с каждым, кто вздумает отрицать это, – что мы способствуем ослаблению рода человеческого.

Это все было знакомо О'Доннелу, поэтому он лишь из вежливости спросил:

– Вы предлагаете прекратить исследования, затормозить прогресс медицины и вообще перестать бороться с болезнями? – Увы, это невозможно, – заметил Суэйн. О'Доннел рассмеялся:

– Тогда не вижу предмета спора.

– Вот как! – Суэйн даже стукнул кулаком по ручке кресла. – Следовательно, нечего возмущаться нелепостями, если невозможно предотвратить их?

– Понимаю, – неопределенно сказал О'Доннел, не желая продолжать этот спор. Он опасался, как бы это не повредило тому делу, ради которого они с Ордэном Брауном пришли сюда. Он окинул взглядом присутствующих. Амелия Браун дружески улыбнулась ему – она была прекрасно осведомлена о всех проблемах больницы. Дочь Суэйна с интересом прислушивалась к разговору.

За обедом О'Доннел ловил себя на том, что взгляд его то и дело останавливался на Дениз Квэнтс.

Трудно было поверить, что изящная воспитанная Дениз – дочь этого грубияна, прожженного дельца, выдержавшего не одну жестокую схватку в мире большого бизнеса. Ему и сейчас доставляло удовольствие шокировать собеседника грубым словом или бесцеремонностью манер. Иногда О'Доннелу казалось, что старому Суэйну не хватает былых потасовок с конкурентами и он ищет стычек – хотя бы словесных. Кроме того, старика, должно быть, донимали больная печень и ревматизм.

Дениз удивительным образом умела двумя-тремя словами сгладить неприятное впечатление от бестактности отца. О'Доннел находил, что она очень красива той особой поздней красотой, которой нередко расцветает женщина в сорок лет. Из разговора он понял, что она довольно часто навещает отца в Берлингтоне, хотя постоянно живет в Нью-Йорке. Если она пару раз и упомянула о детях, то о муже не обмолвилась ни словом. Следовательно, заключил он, она или разведена, или же живет отдельно. Мысленно он вдруг почему-то сравнил светскую Дениз с Люси Грэйнджер, которая целиком поглощена своей работой. Какой тип женщины должен больше нравиться мужчинам? Дениз, должно быть, блещет в обществе и вместе с тем прекрасная жена и хозяйка.

Эти мысли были прерваны самой Дениз, которая, наклонившись к нему, вдруг сказала:

– Неужели вы так легко уступите поле боя, доктор О'Доннел? Отец просто несносен со своими рассуждениями.

– Какое поле боя? Ерунда. Вопрос совершенно ясен, – сердито фыркнул Суэйн. – Испокон веков природа сама контролировала рост населения, сохраняя равновесие. Когда чрезмерно повышалась рождаемость, на помощь приходил голод.

– А иногда это делала политика. – подал реплику Ордэн Браун. – Тут действовали не одни только силы природы.

– Допустим, – пренебрежительно отмахнулся Суэйн. – Но какую вы видите политику в том, что слабый погибает, а выживает наиболее приспособленный?

– Слабый или тот, кому просто не повезло? “Ну что же, если ты хочешь спорить, давай поспорим”, – подумал О'Доннел.

– Нет, именно слабый. – В голосе старика послышалось явное раздражение, но, кажется, он этого и хотел – раздражаться и кричать. – Чума и эпидемии убирали слабых, а сильные выживали. Естественным образом поддерживался нужный уровень. Природа знала, что делает. Сильные продолжали жизнь на земле, они давали новое потомство.