Несмотря на трудности, большинство пехотинцев осознавали ценность этого жесткого обучения. «На войне, — вспоминал Фриц-Эрих Димке, — мы выжили… благодаря упорным тренировкам». Густав Кникрем отмечал после войны: «Преимущество наших вооруженных сил заключалось в этой чудовищной подготовке… Все приказы исполнялись автоматически… Ты думал о доме, о любимых, ты думал обо всем этом. Но все равно стоял прямо и стрелял… Ты действовал автоматически, как положено солдату. И дело в том, что это помогало сохранить жизнь. Сегодня отрицать это могут только идиоты». Зигфрид Кнаппе говорил о своих инструкторах, что они старались «создать напряженную обстановку, приближенную к боевой». А позже, перед началом кампании во Франции, Кнаппе указывал и на другую цель этой постоянной работы: «Мы немедленно приступили к активной подготовке… чтобы солдаты привыкли к совместной работе. Мы занимались упражнениями круглые сутки, чтобы достичь слаженности, необходимой в бою».
Именно взаимосвязь между жесткостью начальной подготовки и сплоченностью группы, возникавшей вследствие этой подготовки, позволила немецкой армии добиться успехов. По словам одного ученого, «немцы постоянно одерживали верх над более многочисленными армиями Союзников, которые в конечном итоге нанесли им поражение…По соотношению живой силы немецкие сухопутные войска при любых обстоятельствах неуклонно наносили противостоявшим им британским и американским войскам примерно на 50 % больше потерь, чем несли сами. Так обстояло дело и в наступлении, и в обороне, когда они обладали локальным численным превосходством и когда, что случалось намного чаще, уступали противнику в численности».
Как утверждает Мартин ван Кревельд, это превосходство не было следствием ни неопытности Союзников («Одна из поразительных особенностей заключалась в том, что вермахт одинаково хорошо сражался, и одерживая победы, и терпя поражения»), ни некоего врожденного милитаризма или особенностей характера немцев: «Существующие сравнительные исследования… не позволяют прийти к однозначному выводу, что из немцев от природы выходили лучшие солдаты, чем из американцев». Более того, он утверждал: «По результатам исследования мы пришли к выводу, что американцы, благодаря воспитанию, образованию и личным качествам, представляют собой первоклассный материал для подготовки солдат… Как ни парадоксально, в отношении немцев это не доказано… По имеющимся свидетельствам, нет никаких оснований полагать, что немецкий национальный характер приспособлен к войне в большей или меньшей степени, чем американский». Различие в уровнях сплоченности и боевой эффективности ван Кревельд стремится объяснить такими причинами, как организация, проработанная теория и, не в последнюю очередь, тяжелая, приближенная к реальности и непрерывная боевая подготовка.
Тем не менее, как и в любой армии, существовала тонкая грань между упорной подготовкой, важной для выживания в бою, и издевательствами, мелочными или садистскими, которые Пол Фассел называет «солдафонщиной». Для Фассела «солдафонщина» означала «мелкие издевки сильного над слабым; открытую борьбу за власть, авторитет и престиж; садизм, скрытый под тонкой маской необходимой дисциплины; постоянное «сведение счетов» и настойчивое требование соблюдения буквы, а не духа приказов». Имеющиеся свидетельства дают основания полагать, что в немецких войсках мелкие издевательства личного характера были менее распространены, чем в англо-американских. Вермахт предпринимал согласованные усилия для формирования крепкого чувства товарищества между младшими офицерами и солдатами. Ганс-Вернер Вольтерсдорф, когда в лагере военнопленных его спросили о том, как действовали немцы, упомянул об «особом принципе лидерства», который был для них в новинку: «Обязательным требованием для получения офицерского звания был не диплом о высшем образовании, а наличие достойных подражания способностей, подлинного авторитета. Командир подразделения должен был стать и его лучшим солдатом; командира выделяла не форма, не должность, а способность служить примером». Более того, в условиях, когда вся жизнь индивидуума должна была принадлежать партии и государству, процесс лишения новобранца черт самостоятельной личности начинался еще до попадания в учебный лагерь, поэтому процедура начальной подготовки могла производить не столь шокирующее впечатление.