«Окопная правда» Вермахта

Даже многие утверждения о жестоком обращении, встречающиеся в позднейших устных рассказах солдат, можно в равной мере считать свидетельством сурового обучения, которое было призвано лучше подготовить среднего немецкого солдата к боям. Например, Иоганн Айсфельд в своих воспоминаниях назвал издевательством, что его роте «каждое утро приходилось перелезать через стенку в полном снаряжении… с каской, противогазом… и винтовкой». Айсфельд также жаловался, что им не давали времени обсушиться, и часто приходилось на следующий день надевать сырое обмундирование. Эрих Альбертсен также жаловался, что во время начальной подготовки его части приходилось «каждый день маршировать… со всем снаряжением весом двадцать пять кило», и, как и Айсфельду, его роте тоже приходилось в этом снаряжении карабкаться по стенам казармы. Макс Ландовски негодовал из-за того, что на Рождество 1940 года ему вместе с другими новобранцами пришлось ухаживать за лошадьми и убираться в конюшнях. Даже спустя четыре десятка лет это казалось ему издевательством. Наконец, Фриц-Эрих Димке в интервью вспоминал, что его группе новобранцев пришлось пройти 11 километров, несмотря на метель, разбить лагерь и поставить палатки в чистом поле, переночевать там и довольствоваться лишь холодной пищей. Однако все эти случаи предполагаемых «издевательств» можно с тем же успехом считать примером сурового обучения, призванного подготовить простых немецких солдат к тяготам военной жизни. Само собой разумеется, что противник едва ли будет атаковать только тогда, когда это удобно немцам, да и времени согреться и высушить обмундирование Союзники могли и не дать. Ночные бои и долгие изнуряющие марши на фронте также были делом обычным. И будь то Рождество или какой-нибудь другой праздник, некоторые обязанности все равно необходимо выполнять.

Многие солдаты описывают время, проведенное в казармах, более спокойно. Фрицу Харденбергу запомнились не столько издевательства, сколько другой момент. «На военной службе мне нравилось в казармах больше, чем в Службе труда», — вспоминал он. А.почему? «Питание было очень хорошее. Котлеты… величиной с крышку от унитаза… салат, картошка, подливка и прочее. И не раз в неделю, а по многу раз в неделю». Хайнц Рикман вспоминал о строгой дисциплине, но при этом утверждал: «Не могу сказать, что это было рабство… Я жил в старой казарме без водопровода. За водой приходилось бегать вниз, а на дворе стоял декабрь… и было уже холодно… Зимой приходилось мыться в умывальнике на улице, стоя с голым торсом. А потом нужно было идти за кофе, а дневальным приходилось целый день убираться и наводить блеск в помещениях… Дисциплина соблюдалась строго. Но не могу сказать, что обращение было бесчеловечным».

«Издевательства? — озадачен Герман Блом. — Подготовка шла тяжело, особенно в пехоте. Но она также… дала мне некоторое спокойствие… Не хочу сказать, что ты чувствуешь себя внутренне свободным. Ты остаешься солдатом, человеком с оружием. Но, кроме этого, от тебя больше не требовалось ничего. Как ты живешь, больше никого не интересовало». «Нас гоняли изо всех сил, — вспоминал Георг Тимм. — Но для меня эти упражнения были развлечением». А Вернер Карстенс, которому в наказание пришлось три дня выполнять упражнения, заключавшиеся в маршировке в полном снаряжении и с мешком песка весом около 15 кг, даже это в своих воспоминаниях не счел издевательством. В конце концов, он заслужил наказание за то, что притворился инструктором и приказал группе резервистов, состоявшей из врачей, юристов и преподавателей, выполнить несколько строевых упражнений. Рассказывая об этом, Карстенс просто сиял от удовольствия, доставленного ему розыгрышем, объектом которого стали образованные резервисты, и подтруниванием над их притязательностью и прочно укоренившейся привычкой подчиняться вышестоящим, словно в новой версии «Гаупитана фон Кепеника» (популярной пьесы конца 1920-х гг., в которой высмеивалось маниакальное стремление немцев подчиняться приказам руководства). Но при этом он в полной мере осознавал: «Меня обязаны были наказать». Наконец, Франц Элерс и Альберт Гэдтке припомнили офицеров-инструкторов, которые были наказаны (одного отправили на фронт, а другому отменили отпуск) за слишком изнуряющие упражнения и жестокое обращение с солдатами.