Это был один из тех моментов, про которые люди говорят, что вся жизнь проносится перед их внутренним взором. Мы смотрели друг на друга, и передо мной мелькали сцены того, как развивались наши отношения. Я вспоминала, каким сильным он был, когда доставил нас с Лиссой обратно в Академию. Какими нежными были его прикосновения, когда он перевязывал мои кровоточащие, израненные руки. Как он нес меня на руках после того, как Наталья, дочь Виктора, напала на меня. Но ярче всего мне вспоминалась наша ночь в хижине, прямо перед тем, как стригой схватили его. Год, мы знали друг друга всего год, но, казалось, за это время для нас прошла целая жизнь.
И, я уверена, при взгляде на меня с ним происходило то же самое. Его глаза впитывали каждую черту моего облика и навек откладывали в памяти. Мелькнула мысль — и как я выгляжу? На мне было то же платье, которое я надела ради тайной церемонии, и я знала, что оно мне идет. Веки, скорее всего, покраснели от слез, и, уходя с Адрианом, я успела лишь наскоро расчесать волосы.
Впрочем, вряд ли все это имело значение. То, как Дмитрий смотрел на меня, подтверждало все, что я предполагала. Чувства, которые он питал ко мне до обращения, он сохранил и будучи стригоем, пусть и в искаженном виде. И вот теперь они вернулись, снова став прежними. Так и должно быть. Может, Лисса и впрямь настоящая его спасительница. Может, придворные считают ее богиней. Но здесь и сейчас, как бы он ни старался сохранить бесстрастное выражение лица, было ясно, что богиня для него я и только я.
Он сумел справиться с собой — как и всегда. Кое-что не меняется ни при каких условиях.
— Тогда лучшее, что я могу сделать, — продолжил он спокойно, — это держаться подальше от тебя. Это самый верный способ уплатить долг.
Мне стало трудно продолжать разумную беседу: я пришла в ярость.
— А Лиссе ты, значит, уплатишь долг, всегда оставаясь с ней рядом!
— Я не делал… — На мгновение он отвел взгляд, стараясь овладеть собой, и снова посмотрел мне в глаза. — Я не делал с ней того, что с тобой.
Мой взрывной темперамент снова дал о себе знать.
— Это был не ты! И мне плевать!
— Сколько? — воскликнул он. — Сколько стражей погибли из-за меня прошлой ночью?
— Я… Думаю, шесть или семь.
Серьезные потери. Я ощутила жжение в груди, вспомнив имена, которые перечисляли во время церемонии.
— Шесть или семь, — с болью в голосе повторил Дмитрий. — Умерли за одну ночь. Из-за меня.
— Ты там был не один! И вообще, повторяю — это был не ты! Ты не мог управлять собой. И для меня это не имеет значения…
— А для меня имеет! — закричал он; его голос зазвенел по всему коридору. Стражи на дальнем конце задвигались, но не подошли. Потом Дмитрий заговорил тише, но его голос по-прежнему дрожал от сильных чувств. — Для меня это имеет значение, вот чего ты не понимаешь. И не можешь понять. Не можешь понять, каково это — осознавать, что я делал. Все время, пока был стригоем… Сейчас это кажется сном, но таким, который помнится очень ясно. Мне нет прощения. А что я творил с тобой? Это воспоминание больнее всего — обо всем, что я делал, и еще о том, что мне хотелось делать.
— Больше это не повторится, — умоляюще заговорила я. — Пусть все уйдет. До того как это произошло, ты говорил, что мы будем вместе. Что мы получим назначения близко друг к другу и…
— Роза, — прервал он меня, впервые назвав по имени, и это пронзило мне сердце. Наверное, оговорился, на самом деле не желая обращаться ко мне таким образом. Его губы искривила улыбка, но ничуть не веселая. — Ты что, и впрямь думаешь, будто мне когда-нибудь позволят стать стражем? Чудо, что я вообще еще жив!
— Неправда! Как только они поймут, что ты снова прежний… все станет как было.
Он с грустью покачал головой.
— Твой оптимизм… Твоя вера, что ты можешь заставить события развиваться по собственному желанию… Ох, Роза! Это одна из самых удивительных твоих особенностей, но одновременно одна из самых досадных.
— Я верила, что тебя можно вернуть из состояния стригоя, — заметила я. — Выходит, моя вера в невозможное не так уж безумна.
Это был серьезный, разрывающий сердце разговор, но каким-то образом он напомнил мне наши прошлые тренировки. Обычно Дмитрий старался убедить меня в чем-то, с его точки зрения, важном, а я возражала, руководствуясь «логикой Розы». Теперешняя ситуация, несомненно, другая, но я занимала ту же позицию. Увы, это не тренировка. Он не станет с улыбкой закатывать глаза. Это серьезно. Вопрос жизни и смерти.
— Я благодарен тебе за все, что ты сделала, — официальным тоном заявил он, по-прежнему успешно справляясь со своими эмоциями. Еще одна общая для нас черта — мы всегда старались держать себя в руках, однако он преуспевал в этом лучше меня. — Я обязан тебе, но уплатить долг не в состоянии. Как уже было сказано, лучшее, что я могу сделать, это держаться от тебя подальше.
— Если ты будешь все время с Лиссой, то не сможешь избегать меня.
— Люди могут жить рядом без… без… Могут просто жить рядом, и все.
В этом был он весь — логика побеждает эмоции.