Парук не видел главного банка, не видел аукциона, только новые строения и новые указатели. Нашел бы он сам дорогу к таверне Гришки, если бы не Гаррош? Гаррош свернул вправо от главной площади и остановил волка.
Таверна уцелела!
— Слезешь сам или тебя придется тащить? — улыбнулся Гаррош.
Парука все еще шатало, когда он спустил ноги на землю. Он видел несколько ступеней и деверь, и порог. Порог, который он сейчас переступит.
Он услышал, как Гаррош спросил его тихо:
— Дальше-то у тебя какие планы, Парук?
— Сделаю ей предложение.
— Отлично, но я спрашиваю не об этом. Куда подашься потом?
— Если она откажет мне, то вернусь в Пустоши, к кентаврам. Больше идти мне некуда.
— К кентаврам? — с сомнением повторил Гаррош. — Поговори со мной сначала, если решишься хоронить себя в Пустошах. Договорились?
Парук кивнул.
— Теперь идем решать твою судьбу.
Они поднялись по трем ступеням. Сначала Гаррош, он следом. Парук зажмурился, когда услышал, как скрипнула дверь, на него пахнуло свежей соломой и выпивкой, зашелестели разговоры и застучали стаканы.
Он сделал этот последний шаг с закрытыми глазами и, только преодолев порог, тогда открыл глаза. Все в таверне глядели на Вождя Орды.
— Пива моему другу! — зычно громыхнул Гаррош Адский Крик. — Лучшего пива герою Орды!
Кому?! Не нужно ему пива, он никакой не герой, это во-первых, а во-вторых, если он сейчас выпьет еще и пива, то тут и двух слов связать не сможешь, а может, и под стол тут же рухнет. Тогда уж точно куковать ему с кентаврами до скончания века.
В таверне засуетились. Вскочили посетители, освобождая лучший столик, двигались лица, ему пожимали руку, но Парук до сих пор не видел среди них главного, дорогого его сердцу. Гаррош что-то говорил о достижениях Парука в Нагорье и призывал каждого в таверне выпить в его честь.
— Где же напитки, хозяйка?! — громко возмутился Гаррош.
И тогда Парук увидел ее. Гришка стояла на ступенях, ведущих со второго этажа таверны.
Парук, кажется, сбил с ног еще кое-кого из посетителей, пока пробивал себе дорогу в ней, наверх, на лестницу. Гришка медленно, словно силы отказали ей, опустилась на одну из ступеней.
Он взбежал вверх, но потом замер, глядя на нее снизу вверх.
— Ты вернулся, — прошептала Гришка. По ее лицу текли слезы.
Его руки дрожали, когда он обнял ее.
И неожиданно для самого себя подумал: «Я дома, Уизли… Моему путешествию пришел конец, представляешь? Два года, Уизли… Надеюсь, ты тоже переступил этот порог. Надеюсь, ты тоже, где бы ты ни был, вернулся домой. Прощай, Уизли…».
— Я вернулся, — повторил Парук.
Когда Лорна проснулась этим утром, то сразу услышала шорох дождя. Невообразимый, умиротворяющий шорох падающих капель на сотни и тысячи листьев на кроне священного древа ночных эльфов, раскинувшегося над городом. Прежде она не слышала ничего подобного, да и откуда? В Гилнеасе не было таких деревьев, как это, хотя оно и не было единственным в Азероте.
Утро еще не вступило в свои права, хотя, возможно, тому виной был сумрак из-за дождя. Лорна могла довериться только своим ощущениям, а те подсказывали ей, что это промежуточное время между ночью и утром — неопределенный час, который не стал еще горячим ясным днем, но и ночью, холодной и темной, уже не был.
Как она.
«Я нежить, Сильвана?! НЕЖИТЬ!?».
Она предоставила ей самой разбираться с этим. Лорна не знала, что делать с правильным ответом, если она нашла его, и было ли это ответом, если этот истеричный вопрос неизменно продолжал звучать в ее голове. Может быть, однажды, он стихнет. Может быть, она перестанет задаваться им или получит какие-то неопровержимые доказательства. Какие? Она не знала.
Стук дождевых капель напоминал ей о Гилнеасе, иначе и быть не могло. В Гилнеасе всегда шел дождь. В день битвы за Столицу он прекратился, вспоминала Лорна, и они с Лиамом посчитали это хорошим знаком. Они ошиблись.
Теперь она спокойней вспоминала ночи в палатках, по крышам которых барабанил не стихающий ливень, те ночи в объятиях Лиама, ставшие редкостью после возвращения ее отца. Винил ли он себя после гибели Лиама за свое упрямое следование традициям? Возможно. Наверное, ей следовало бы успокоить отца, теперь, когда она понимала, что эти события неизбежно превратились в прошлое. Далекое, неизменное, уже чуть меньше касающееся ее. Просто часть ее прошлой жизни.
Смерть Лиама блекла в сравнении… с ее собственной.
Лорна откинула одеяло и опустила босые ноги на деревянный пол. Ступни обожгло холодом. Она проверяла уже, но ей, казалось, что этого недостаточно.
«Я НЕЖИТЬ?!».
Если она на острове ночных эльфов, то наверное это могло быть неким ответом? Возможно.
Лорна не зажигала огня, сумрачного света вполне хватало, чтобы накинуть поверх ночной рубашки длинный плащ и нащупать дверную ручку. Лорна бесшумно покинула выделенный семейству Кроули дом, примыкающий одной из стен к древесной коре священного древа. Это было почетно.