Оковы самурая (СИ)

      Я не до конца верил в его существование. Он любил мои эмоции. Эмоции самурая... Их тяжело достать, но каждый раз ему неизменно удавалось пошатнуть моё равновесие... Он всегда приходил по ночам, бесшумно, как дуновение легкого ветра. Разве что чуть колыхнувшиеся занавески могли заметить его присутствие. А еще он любил темную одежду, из-за чего я упорно звал его шиноби, хотя прекрасно понимал, что к клану ночных убийц он не относится. Слишком... слишком яркий, пожалуй. Яркий не внешне – как-то иначе. Его присутствие всегда чувствовалось, как бы бесшумно он ни пришел, словно бы его дыхание заполняло собой пространство.

      А на рассвете он всегда исчезал, словно его и не было. Словно это всего лишь пригрезившийся мне сон.

      Хотя, должен признать, для просто сна он будил слишком яркие эмоции.

      Потом Сёриша* стал появляться и днем. Сперва скрытно: его взгляд сопровождал меня во время тренировок, но сам он не показывался. А потом он нахально влез мне под тэссэн во время тренировки. Руку тогда я удержал только чудом. Правда, потом иногда жалел, что удержал - а вдруг бы этого хватило для его изгнания?

      Так же, как появлялся без приглашения, Сёриша уходил, не прощаясь. Просто в какой-то момент исчезало это незримое присутствие, заставляющее ловить малейшие колебания воздуха, обостряющее чувства, будоражащее разум.

      Но, пожалуй, я даже себе не готов был признаться, что... жду этих встреч? Воин не должен быть подобен трепетной деве, тоскующей по поклоннику.

      Да и существовал ли Сёриша на самом деле или был только лишь призраком старого поместья и моего воображения?

      Он никогда не показывался чужим.

      По нему можно было даже угадывать, что кто-то идёт. Его присутствие исчезало ровно за три минуты до того, когда самый тренированный слух может услышать самые громкие шаги. Но так же внезапно – появлялось. Это щемящее ощущение близкой бури настигало меня порой в самых неожиданных местах. Я не знаю, понимал ли Сёриша, что я его чувствую буквально кожей, или беспечно не замечал, как я начинаю озираться, чувствуя его взгляд в толпе.

      Но когда Сёриша появлялся передо мною во плоти... О-о-о, это невозможно не заметить. Если бы я был уверен в его реальности, я бы назвал его чужеземцем: говорят, именно у них такие длинные, острые носы и большие рельефные глаза. Только это могло обеспечить ему внимание толпы, однако... Он никогда не останавливается на полумере.

      Одно время я считал его духом разрушения: с наглой улыбочкой, раздражающий, непримиримый, шумный... Он разрушал моё терпение с каждым словом, имел смутные понятия о гармонии и никаких – о приличиях.

      Это всегда было ужасно. Ужасно до такой степени, что я ждал каждого его появления с недостойным самурая предвкушением.

      Но я бы скорее сделал себе сеппуку, чем показал это ему. Наверное, он догадывался о моих чувствах – Сёриша вообще с нечеловеческой чувствительностью находил слабые места, такие, что всего пара слов могла заставить треснуть мою маску отстраненности и невозмутимости. Но я все равно каждый раз при его появлении являл собой образец правильного следования канону отрицания.

      Кажется, мое равнодушие неимоверно раздражало Сёриша. И он с поистине демонической изобретательностью стремился вызвать во мне эмоции.

      Удавалось ему это даже слишком хорошо.

      Когда я увидел его дурачащимся с моим боевым веером, сдержаться от рукоприкладства удалось только чудом. Меч для самурая – это что-то гораздо более интимное, чем даже его собственное тело. За прикосновение к клинку без разрешения хозяина убивали – и никто не осудил бы. Веера, конечно, не традиционная катана, но я всегда больше тяготел к ним, чем к фамильному клинку. Поэтому буквально вырвал свой тэссен** из чужих рук, с трудом сдерживаясь, чтобы не пустить его в ход. Сёриша потянулся было к лежащему на стойке Гунсэну***, но получил шлепок по рукам и не стал настаивать.

      Видимо, в тот раз я хорошо скрывал свое бешенство, потому что взрыв в ответ на одну из его обычных колкостей оказался для него неожиданностью. Мне до сих пор стыдно за брошенный в сердцах заварочник, но, видят Ками, выражение обиженного недоумения на лице и запутавшийся в волосах цветок чая того стоили. До сих пор при воспоминании об этом по моему позвоночнику пробегает легкая дрожь. Недостойная воина... но такая приятная.

      И мои веера Сёриша больше не трогал.

      Однако... это было давно. Почти месяц назад. С тех пор Сёриша не появлялся. Я уже начал подозревать, что он обиделся – хотя это недостойно воина, которым он, без сомнения, являлся. Если ты берёшься за оружие слов и играешь на чужом терпении, будь готов, что однажды против тебя поднимут меч. Или чайник.

      Плохо, что я не могу спросить совета у своего наставника, потому как не был уверен, что он мне поверит. А если поверит – не пришлёт ли в дом монахов, чтоб запечатали двери от злых духов. Конечно, мы стараемся не ссориться с ёкай, духи бывают крайне мстительны... Но наставник обладает весьма жёстким характером и традиционным мнением о том, о чём дозволено думать самураю, а о чём нет.