Окраина

— Уговорились мы — давайте, мол, сложимся, да и купим свинью ко дню рождения. Кому нынче охота выкармливать, навоз убирать, подстилку менять? Коли теперь все по большому счету пошло — пускай же и праздник большим будет!

Зять сидит — в одной руке тарелка с остывающим бульоном, в другой большая рюмка рому. Он заливает утраченную иллюзию и, обжегши глотку, торопится остудить ее хлебом с жирным мясом. Мать Франтишка сидит на кровати в углу кухни, обнимает Квету, то слезы утирает, то что-то рассказывает девушке. Она одна еще сохраняет ясную голову. Голос ее монотонно жужжит среди громких восклицаний и звучного чавканья:

— Отдали мы наш домик государству со всеми потрохами. А то, бывало, кто к нам ни придет, сейчас жалеть принимается. Мол, люди, да вы и жить-то как следует не умеете! Просто перетащили Жидов двор на сотню метров в сторонку. А знаете, сколько хлопот с таким домом? Что ни год — какой-нибудь ремонт…

И мать, как зачарованная, подводит Квету к калориферам. Нежно погладив холодные ребра, объясняет тоном актера-любителя:

— Центральное отопление!

Потом — осторожно, торжественно — трогает тумблер электрической плиты:

— Плита!

И снова уводит Квету к кровати, и Квета снова садится, как послушная девочка.

— На что новый дом, когда ты стареешь? Одна злость. Чтоб там все тебе на голову падало. Поверите ли — люди здесь даже судятся из-за домов! Родители с детьми, дети между собой. Вот до чего в нашем Уезде докатились!

Благо неимущему!

Мать любовным взором окидывает насыщающуюся семью:

— Это я не о своих детях. Вы их еще не знаете. Они друг за дружку жизнь отдадут.

Узкую грудь матери распирает гордость; мать снова всплакнула. Готова пустить слезу и Квета. Но она не знает, плакать ей или смеяться! Всхлипнет коротко разика два — и опять счастливо улыбнется. Дядя, углядев эту сентиментальную парочку на кровати, так стукнул кулаком по столу, что задребезжали ножи, стаканы, тарелки, бутылки:

— Бабы! А ну-ка, бабы!..

Тут все бросились к Квете, предлагая ей хлеб, колбасу, горчицу, бульон, мясо… Мать Франтишка робко извиняется. Только когда Квету плотно забаррикадировали мисками и тарелками, дядя утихомирился. Воспользовавшись минуткой тишины, он предложил веселой компании спеть французскую песенку. Предложение принимается с восторгом; дядя, постучав вилкой о тарелку, хлебнул рому и затянул превосходным баритоном:

Suzon était boniche, boniche dans un boxon.
Elle aimait bien s’farcir, tous les plus beaux garçons…[43]

Пение он сопровождал звяканьем вилки о тарелку, а когда все уловили ритм, тоже схватили свои приборы и во всю мочь застучали по чашкам и крышкам. Тетка всплеснула руками и плюнула:

— Поросенок! Хорошо еще, никто не понимает…

Ах, как жалеет Франтишек, что не приехал днем раньше. Как сладко похрапывал бы на полу, под жужжанье родных голосов, вспоминающих былое! Но наступает пора прощаться. Квета переходит из объятий в объятия, а Франтишка будто и на свете нет. Мать гладит Квету по лицу, дядя шлепает ее по задочку, тетка вскрикивает: «Бесстыдник!» — и даже старая Псотка влепляет ей на шею слюнявый поцелуй.

На станции Квета, очарованная семейным торжеством, вздохнула:

— У тебя самые замечательные на свете родители! — И помолчав немного: — Если мы хоть капельку, хоть чуть-чуточку будем на них похожи…

— То в их возрасте пойдем с сумой, — трезво перебивает ее Франтишек.

В Праге у них остается немного времени до отхода последнего поезда в северном направлении, и Квете жалко терять это время попусту. Она ведь впервые в столице. К удивлению Франтишка, она вдруг спрашивает:

— Успеем мы заехать к твоему другу?

— С чего это тебе в голову пришло?

— Хочется посмотреть, что такое кооперативная квартира.

— Чтоб ты потом упрекала меня, что мне она не по карману?

Квета ладонью закрыла ему рот, но Франтишек уже изучает расписание. Окончив, он хватает Квету за руку и тащит к выходу.

— Получай, что хотела! Если мы у него не застрянем, то успеем к поезду.

По пути, в трамвае, Франтишек показывает Квете знакомые здания, памятники, парки. Квета слушает благодарно, но, как ни стараются оба, хорошее настроение улетучилось. Квета жалеет, что расстроила Франтишка, а тот злится, зачем ее послушался. Они выходят на конечной остановке, и, чтоб уж все было окончательно испорчено, случается так, что Франтишек долго не может отыскать нужный дом. Облик нового квартала меняется с каждым днем. Квета дергает его за рукав:

— Вернемся!

Но он с растущим чувством злорадства упрямо отказывается:

— В крайнем случае уедем ночным поездом, и прямо на работу!