Окраина

Единственный звук, раздавшийся во дворе, — звук приглушенного выстрела. Теперь дело пошло быстро: все бросились к поверженной хавронье, из прорезанной шейной артерии струей хлынула светло-алая кровь. Французская тетя собирает кровь в таз, энергично перемешивая ее рукой, красной по локоть, — чтоб кровь не свернулась. Дядя с усами а-ля Пуанкаре сосредоточенно поднимает и опускает переднюю ногу свиньи, чтоб до последней капли выкачать кровь из сердца и сосудов. После этого к спине свиньи пододвигают огромную лохань, хватают свинью за ноги — но стой, стой! — цепочки забыли! Две длинные цепочки надо положить поперек лохани, и тогда уж сваливать в нее тушу. Это, как мы вскоре увидим, имеет свой смысл. Мясник во все эти работы не встревает. Они для него слишком грубы и непрофессиональны. Тетя, не переставая перемешивать кровь, спрашивает его:

— Сколько же свиней вы за свою жизнь забили?

Мясник помолчал с мечтательным видом.

— На это я вам ответить не могу. Только верите ли — мне каждую ночь снятся свиньи… Как я их забиваю, ошпариваю, и будто ливер делаю, и вареную голову из горшка вынимаю, и колбасы прокалываю… Когда-нибудь, поди, свихнусь от этого…

Говорит он не шутливым, но и не устрашенным тоном, а тихо, как бы про себя, будто чуть ли не сам желает, чтоб это наконец-то случилось.

Вот теперь мы и подошли к функции цепочек. Туша лежит на них, густо осыпанная серо-черной смолой, растолченной в порошок; эта операция — монополия французского дяди, он сыплет смолу из банки из-под мармелада: то густо — на спину, то словно на аптекарских весах отвешивает — вокруг ушей и пятачка, под конец величественным жестом поднимает руку и рассыпает остаток порошка по голове свиньи. Готово! Это сигнал для отца Франтишка и торговца смешанными товарами лить в лохань кипяток. Льют: кастрюлю, вторую, третью. Теперь с одной стороны лохани становится мясник, с другой — французский дядя, они подхватывают концы цепочек и начинают с их помощью поворачивать тушу: один тянет к себе, другой отпускает и наоборот. Звенья цепочек выдирают целые клочья щетины, открывается белая и розовая кожа. Так повторяется несколько раз. Бедный дядя сразу выбивается из сил, задыхается, но отстранить его от этой процедуры почти равнозначно тому, чтобы лишить смысла его жизнь. Зато вскоре снова наступает минута его торжества. Собрав вокруг лохани всех участников, включая детей, он вынимает из кожаной сумки и раздает всем нечто вроде колокольцев. Предметы эти действительно похожи на колокольчики, только на узком конце их есть крючок, зато нет языка и края острые: ими обдирают остатки щетины в складках кожи между ног, под мордой, на загривке. По какой-то непостижимой причине — об этом потом много думают все — дядя настаивает, чтоб начали все разом и работали как можно быстрей. Сам он показывает пример: его рука, сжимающая колокольчик, так и мелькает. Таким манером он дает понять, что в деревне под Марселем, на арендованной ферме, он колол свиней один, без помощников. Затем в какой-то момент он отгоняет всех от туши и вытаскивает из-за голенища длинный сверкающий нож — единственная память о том, что он колол свиней в деревне под Марселем.

— Отойдите подальше, нож очень острый!

И профессионально, не хуже цирюльника, сбривает последние щетинки, чистит уши, ножки. Венец трудов: крючком на колокольчике дядя срывает копытца со всех четырех ножек. Au revoir[15], через год на том же месте, в тот же час…

Дальнейшие операции уже чисто профессиональны; часть из них производится во дворе: мясник подвешивает тушу на крюк, потрошит ее и чистит кишки способом, который вызывает у усатого дяди восхищение и немножко зависть, смешанную с сожалением, зачем сам не додумался до этого в своей деревне под Марселем. Мясник попросту засовывает один конец кишки в другой и выворачивает наизнанку, причем для ускорения дела льет в кишку воду. Другая часть работ вершится на кухне. Впрочем, ничего особенного там не происходит. В огромном котле варится огромная голова, в другом — легкие, сердце, печень, селезенка — в общем, потроха. Когда операции во дворе завершены и дети уже лакомятся мозгами, смешанными с рублеными яйцами, надзор над процедурой варки берет на себя опять же французский дядя. Он подкладывает в огонь уголь, дрова, поднимает крышки, и все это под настороженным взглядом супруги.