Окраина

В одном из таких садиков Франтишек нарвал ландышей. Он успел обернуть белые колокольчики языкообразными листьями, а поезд еще не двинулся с места. Франтишек обвязал свой букетик соломкой — поезд все стоит. Спрятав букет в ладонях — как когда-то в уборной гимназии прятал сигарету (он ведь еще не дарил цветов ни одной девушке), — Франтишек зашагал по уложенной щебнем тропинке вдоль полотна, и только тут поезд нагнал его. Паровозный гудок разнесся над краем, как трубный зов оленя. Голубь, конечно, давно покинул свой пост перед домом девушки. Где спят голуби? На деревьях? На чердаке, с летучими мышами? Наверное…

Дверь в квартиру не заперта, никого нет. Три комнаты расположены одна за другой; Франтишек поочередно зажигает в них свет: сначала в кухне, потом в гостиной. В спальне зажигать не приходится — он там и так горит. Светлые полоски очерчивают плохо пригнанную дверь. Девушка полулежит на кровати, под головой высокая груда подушек, на согнутых коленях — толстый, большого формата учебник. На ночном столике цветные карандаши. Появление Франтишка страшно ее перепугало; накинув халат, она выпроводила приятеля в кухню, и там завязался меж ними разговор — такой, словно расстались они только сегодня, после обеда в студенческой столовой. В вазочке на столе благоухали ландыши. Казалось даже неестественным, что такой маленький букет способен насытить ароматом просторную кухню. Впрочем, это ведь дар любви…

Когда тихая музыка в приемнике сменилась сигналом, оповещающим о наступлении двадцать второго часа суток, девица умолкла. Отзвучал сигнал — и тишина стала бездонной.

— Ты посмотрел, когда последний поезд на Прагу? Поздновато будешь возвращаться, — наконец заговорила она. — Может, не стоило тебе терять целый вечер накануне сессии?

Сколько слов после такой долгой паузы!

Франтишек медленно покачал головой. Потом молча перевел взгляд с любимой девушки на бледные колокольчики ландышей. Усмехнулся:

— Стоило!

Он встал и поклонился довольно деревянно.

— Пора мне. До станции, кажется, от вас далековато.

В эту минуту между ним и Прагой — шестьдесят километров. Между ним и девушкой — куда больше.

Три часа тащился поезд, так устрашающе громыхая на стрелках, что, казалось, сейчас рассыплется. И три часа после этого бродил Франтишек от грозного Пражского Града до Дейвицкого вокзала и от Дейвицкого вокзала до враждебного Града. Он мог бы, конечно, пойти «домой», на квартиру приятеля. Там, без сомнения, тепло и уютно. Прошел бы через кухню, где время от времени ворчит холодильник, через зеленую гостиную — тут уж, конечно, на цыпочках — и юркнул бы к себе в постель. Но он этого не делает. Почему же, почему? Во имя чего ёжится он на скамейке, усыпанной рыжеватыми лепестками отцветших каштанов возле киоска у Порохового моста, в котором днем продают сосиски? Ради чего вдыхает запах мочи, исходящий от мусорной корзины, набитой бумажными стаканчиками из-под десятиградусного смиховского пива, когда мог бы спать и видеть сны по соседству с флакончиками и баночками кремов? Зачем ждет он, когда по пустому вокзалу разнесется стук деревянной ноги сторожа?

Влюбленные иной раз ведут себя непостижимо.

Зал ожидания открывают в четыре утра. К тому времени Франтишек не шутя продрог; правда, на дворе уже лето, однако ночи еще холодны, а неспавший человек особенно зябнет. Не так уж плохи материальные дела Франтишка, но все же он видит, что после приобретения билета до Уезда у него не останется ни гроша. Придется взять в долг у своих. Это его не пугает, напротив, заставляет усмехнуться. Мама ничего не добилась, меняя на полу мешки, может, теперь не пожалеет сотенки для сына?

Не заметил, как и доехал. Клевал носом, но заснуть так и не сумел. Попутчики — шахтеры, сталевары, железнодорожники, несколько солдат — не замечают его, как мы не замечаем очки на носу у учителя или дядину лысину.

Под расцветшим кустом сирени, возле романтического миниатюрного замка с белыми стенами и ярко-красной крышей, в садике начальника станции, стоит сестра Франтишка и обеими руками обнимает какого-то солдата. У солдата загорелое лицо, на голове его ядовито-зеленая фуражка. Сестра бледна. Оба они тоже не замечают Франтишка, но совсем по другой причине.

Мать встретилась Франтишку во дворе госхоза — путь через госхоз ближе к Жидову двору. На матери серо-синий халат, такие с незапамятных времен носят скотницы. В половине пятого утра гости редки, и оба, мать и Франтишек, издали вглядываются друг в друга; узнав, они, словно сговорившись, разом делают радостные лица, и мать спешит объяснить, где сын найдет дома поесть.

На железной кровати с колесиками Франтишек засыпает тяжелым сном без сновидений и спит до полудня. Он не слышит, как вернулась мать, как она ворочается на деревянной кровати, стоящей напротив, — на ней мать каждый день досыпает после ранней работы в коровнике. Только запах любимого блюда — капустных котлет — заставляет Франтишка открыть глаза и окончательно проснуться.