Окрась все в черный

— Толечка, — получилось картаво, потому что не успела прожевать, — ты кого больше хочешь: сыночка или… — и прыснула, заплевав его салатом, — или доченьку? Ах, прости! — Вскочила, схватила кухонное полотенце и принялась его вытирать. — Я лично хочу доченьку…

— Ты с ума сошла! — Анатолий оттолкнул ее руку с полотенцем. — Какую доченьку, ты что?

— Обыкновенную, нашу, — обиженно, но все еще игриво протянула она.

Светка беременна, вот оно что! Такого удара он не ожидал. Беременна и хочет ребенка. Это сейчас-то, когда они не встали на ноги, когда…

— Как ты себе это представляешь?! — заорал он на нее в первый раз в жизни. — Дура! У нас ничего нет! Мы же нищие! Куда мы принесем ребенка, сюда, в эту квартиру? — Он обвел рукой их ободранную кухню. — И как будем жить?

— Как все живут.

— На что? На какие шиши? — не слушая ее, кричал Анатолий. — Дура, дура! Неужели ты не понимаешь, что сейчас не время думать о ребенке? Это невозможно! Тебе придется уйти с работы. Пособие крошечное. Я один не прокормлю нас всех. Ребенок! Об этом и речи не может быть! Завтра же, завтра, слышишь, завтра же…

— Завтра воскресенье, — перебила она его спокойным, бесчувственным тоном и вышла из кухни.

Он допил вино в одиночестве, выкурил одну за другой штук пять сигарет и, совершенно успокоившись, но не собираясь уступать глупой ее прихоти, отправился за ней.

Светлана лежала на кровати в спальне, укрывшись с головой одеялом. Он подсел рядом, погладил ее — она не шевельнулась.

— Свет? — Анатолий стянул с нее одеяло. — Слышь, Свет? Нам нужно сначала встать на ноги, понимаешь? Года через два, может быть…

Она ничего не ответила, совсем ничего не ответила в тот вечер.

Через восемь месяцев он стал победителем во Всероссийском конкурсе художественной фотографии, а еще через три его пригласили снимать выпускной Алины Панфиловой. Материальная база, таким образом, была обеспечена, но жена о ребенке больше не заговаривала.

«Как же я тебя ненавижу!» — самая искренняя фраза, прозвучавшая за шесть лет. Конечно, она не простила и все эти годы его ненавидела. И ушла бы от него, если бы он вдруг так не поднялся. Только деньги ее и удерживали. Живые деньги и дом, который они строили в Хрустальном. Ждала, наверное, когда достроятся, и терпела. Потому что в случае развода половина ведь достанется ей.

А в случае его смерти?

Вот черт! Как же ему раньше это не пришло в голову?! Ей же выгодна его смерть. Очень выгодна. Светка останется богатой вдовой. Свободная от ненавистного мужа, да еще и богатая. Дом можно продать за о-очень хорошие деньги. Не она ли все это и подстроила?

— Ну что ты сидишь как истукан? Говори, что теперь делать! — Светлана с ненавистью смотрела на него.

Анатолий налил себе водки, выпил залпом, закурил.

— Чего ты молчишь?

Страшная, злая, с красными пятнами на лице. Она вполне могла все подстроить, чтобы завладеть домом единолично.

— Отвечай, идиот! Что нам делать? — Светлана снова разрыдалась.

Нет, она тоже боится. За себя, не за него, это понятно, но все равно. Неприятности с Паном и на ней отразятся: как минимум вышвырнут из «Алины», да так, что ни в один приличный салон потом не возьмут. Хотя, если его убьют, зачем ей работать? Продаст дом и будет жить здесь, в квартире. Двух комнат на одну вполне достаточно. Мебель вся новая, евроремонт. А денег от продажи дома на много лет безбедной жизни хватит.

— Тебе-то чего беспокоиться?! — тоже зло, тоже с ненавистью закричал он на жену. — Чего ты-то ревешь, дура?!

— Убьют тебя, Толя, точно убьют! — Светлана тяжело всхлипнула. — Убью-ут. — Она уронила голову на стол и вся сотряслась от рыданий.

Он молча смотрел на нее, боясь поверить, чтобы потом не разочароваться, в ее искренность.

— Может, спрятаться тебе где-нибудь, а, Толя? — Светлана подняла голову и посмотрела на него больным, тревожным взглядом. — К маме моей уехать, а? Пересидеть, пока здесь все не уляжется?

— А ты? — Анатолий робко, все еще не до конца поверив, дотронулся до ее руки. — А ты как же, Свет?

— Что я, что я?! — рассердилась она опять. — Меня-то не тронут. В крайнем случае с работы попрут, но это пережить можно. Жили ведь, Толь, раньше, жили же. Обходились как-то без этого бандита! Говорила я тебе: не связывайся. Говорила?

— Говорила, — согласился он. — А еще говорила, что меня ненавидишь.

— Когда это? — Светлана удивленно на него посмотрела.

— Сейчас, только что.

— Не знаю, не помню… Да мало ли что в сердцах скажешь!

— Ты не простила меня за… за то, что я был против ребенка?

— Глупости! — Светлана сердито махнула рукой. — Разве теперь это важно? Боюсь я за тебя, ужасно боюсь. Уезжать тебе надо. Может, вместе уедем, а? Начнем новую жизнь.

Он вдруг ощутил такую щемящую нежность к жене, какой никогда еще не испытывал. Он ей совершенно поверил. Схватил ее руку и стал целовать, заливая слезами.

— Светочка, девочка моя, любимая, мы не можем все бросить. Дом…

— Да что дом, что дом?! — Она вырвала руку, вскочила.