Окровавленная красота

Я оторвала свой взгляд от сорняков, заполонивших изгородь детской площадки, и увидела Лу-Лу, стоящую передо мной, с заплетенными в две косички волосами.

— Привет, милая, — сказала я, оглядываясь по сторонам. — А где Рози? Она не хочет играть с тобой сегодня?

Лу-Лу прикусила нижнюю губу и замотала головой.

— Дело не в Рози. С ней все в порядке.

Она явно хотела о чем-то спросить, и я, хоть мне очень хотелось отвлечься перед возвращением в класс, решила уделить ей внимание.

— У вас все в порядке? — неожиданно поинтересовалась она, пристально вглядываясь в мое лицо.

Ошеломленная, я улыбнулась как можно шире.

— Конечно, а почему ты спрашиваешь?

Я всячески старалась не подавать виду и вести себя как обычно. Учебный год был практически завершен, так что создавать иллюзию невозмутимости предстояло лишь до летних каникул. По всей видимости, мне это не особо удавалось. А возможно Лу-Лу просто была гораздо проницательнее, чем я думала.

— Вы выглядите опечаленной.

Вот черт!

Я наклонилась и ласково сжала ее сложенные ручки.

— Просто слишком много всего навалилось. Клянусь, у меня все будет хорошо.

— Вы клянетесь? — уточнила она шепотом. — Папочка говорит, что клятвы нельзя нарушать. Просто помните об этом.

Я искренне улыбнулась. Людские сердца разбивались ежедневно, и все же все они каждый день встречали новый рассвет. Поэтому, каким бы сложным это ни казалось, я знала, что не нарушу клятвы, данной ей.

— Все будет хорошо. Клянусь. Бывали времена и похуже.

Лу-Лу пристально смотрела на меня. Ее неподдельное беспокойство, то, как она пыталась отыскать правду в моих словах, пробуждало во мне желание обнять ее и не отпускать. Но вместо этого я лишь сильнее сжала ее руки, а затем отпустила, пробормотав, что она может идти играть.

Она отступила на шаг и еще раз окинула меня взглядом, прежде чем вернуться на детскую площадку, где уже появилась Рози с футбольным мячом в руках.

Домой я вернулась голодная и уставшая. Это быстро превращалось в угнетающую меня новую реальность.

Всю неделю я пробыла у отца — зализывала свои раны. И хоть поездка из его дома до работы и обратно была недолгой, если не попадать в час пик, я все же решила на выходных вернуться в свою квартиру.

Протирая пыль на подоконниках и расставляя книги, я улыбалась. Улыбалась, несмотря на то, что от боли внутри было тяжело дышать. За это я гордилась собой, однако это не особо выручало. В отличие от квартиры. Я не отказалась от ее аренды, и это доказывало, что у меня сохранялся хотя бы немного здравый смысл, несмотря на то, с какой самоотдачей я погружалась в отношения.

Я отчаянно не желала ощущать себя лохушкой, хотя бы в эти короткие минуты.

Папа прибыл в город вместе со мной. Я не нуждалась в его помощи, но оценила его присутствие по достоинству, так как он помог мне избавить квартиру от пауков и их паутины. Большую часть времени он молчал, и я была крайне признательна ему за это, особенно зная, насколько отец, наверняка, кипел внутри, в конце концов, узнав о причинах моей размолвки с Майлзом. Он не сказал ни слова ради меня, и лишь за это я готова была обнимать его, словно десятилетняя девчонка перед тем, как он сел в свой пикап и умчался к себе домой.

Дождь барабанил за окном, пока я развешивала белье на сушилке в углу гостиной.

Накинув серый кардиган на последнюю свободную веревку, я бросила взгляд на затянутое тучами небо. Меня мучал вопрос, который имел гораздо большее значение, чем мне хотелось признавать: «Чем сейчас занят Майлз?».

Меня сбивало с толку, почему он до сих пор не объявился и даже не пытался позвонить мне.

Неужели теперь он все свое время посвящает той другой девушке?

Неужели он действительно просто взял и ушел?

Я не хотела в это верить и заплакала, хотя последнее время делала это все реже и реже.

Меня пугало, что спустя всего пару недель я уже ощущала себя по-другому. Чувствовала, что боль становилась все меньше и меньше. Особенно я осознавала это в те моменты, когда думала о Майлзе, и боль вновь напоминала о себе, заставляя все внутри сжиматься и буквально выбивая почву из-под ног.

Хоуп сказала мне, что теперь самое главное постараться не думать о Майлзе, когда я не выдержала и позвонила ей на прошлой неделе. И я пыталась сделать это, но почему-то страх убить в себе воспоминания был сильнее, чем боязнь пережить их заново. Поэтому я позволяла себе погружаться в них снова. Каждую ночь, находясь в безопасности в своей двухспальной кровати в обнимку с плюшевым медведем и в окружении тряпичных кукол, уставившихся на меня изо всех углов комнаты, я давала свободу своим мыслям, от груза которых мечтала избавиться.

Следующим вечером, в начале девятого, в мою дверь постучались четыре раза, и я знала, кто там.

Я знала, что это был он.

Я хотела проигнорировать его. Забыть так же, как он, по всей видимости, вычеркнул меня из памяти, но все же поднялась со скрипучего дивана и прошаркала к двери в пижамных шортах, футболке и тапочках.

— Кто там? — дежурно спросила я.

— Джем, впусти меня. Или хотя бы просто открой дверь.

— К чему это?