— Значит, это был первый раз, когда вы кого-то застрелили? — спросила я с гримасой, потому что мы с ним оба знали, что я не хочу знать ответ на этот вопрос. Мне нужно было зарыть голову в песок и притвориться, что этого дня не было.
— Нет, — признал он.
— Ты уже убивал? — прошептала я, и его лицо застыло, когда он уставился на меня.
— Не задавай мне вопросов, на которые не хочешь получить ответ, Ангел.
— О Боже! — воскликнула я, отшатываясь от него. Но мне было некуда идти. Некуда бежать.
— Ты убийца, — прошептала я.
— В моей жизни это убей или будь убитым. Я сделал все, что должен был сделать, чтобы выжить.
— Вот почему ты ушел от меня, не так ли? Тебе нужна хорошая маленькая итальянская жена, чтобы сделать твою банду счастливой. Блядь, я такая глупая, — я поморщилась.
— Нет. Мой дядя считает, что женщины — это слабость. Люди используют против нас только тех, кого мы любим, и, чтобы защитить Лино и меня, он заставил нас держаться подальше от женщин, которых мы любим. Он угрожал тебе, и у меня не было другого выбора, кроме как уйти, чтобы он не причинил тебе вреда, Ангел. Поверь мне. Ничто другое не могло бы заставить меня покинуть тебя.
— Ты думаешь, я поверю, что ты
Его руки обхватили меня за талию, крутя вокруг меня, пока он не наклонил меня над своим столом.
Я задохнулась, шлепнув его по рукам позади меня, когда он поднял мое платье над моей задницей. Рука на затылке удерживала меня на месте, не в силах даже начать бороться с ним.
— Прекрати это! — Я завизжала, вздрогнув, когда он сорвал мои стринги с моих ног.
— А как насчет тебя, Ангел? Что случилось с моей адреналиновой наркоманкой, которая не могла насытиться спешкой, делая что-то не так? Которая любила водить мои быстрые машины без прав и осмелилась трахаться с любым копом? — Его пальцы сжались между моих бедер, обнаружив, что я уже промокла в ответ на его искусные манипуляции с моим телом.
— Я была глупым ребенком! — Я крикнула. — Я сделала глупость, и это привело меня в глупую ситуацию.
— Нет, единственное, что ты сделала, было глупо, — сказал он, высвобождаясь из штанов и медленно вдаваясь в меня, пока не наполнил меня до краев. — Делала что-то подобное без меня, чтобы защитить тебя.
Он застонал, и я услышала, как он шарит в ящике стола.
— Что делаешь? — Я прошептала, моя голова повернулась не в ту сторону.
— Прежде чем ты начнешь обвинять меня в дерьме, которого я не делал, я никогда никого не трахал, кроме тебя, в этом доме. Это за все те ночи, когда я сидел здесь, работал допоздна и представлял, как твои хорошенькие гребаные губы обнимают тебя. мой член.
Я понятия не имела, о чем он говорит, но все стало немного яснее, когда бутылка открылась, и холодная жидкость потекла между моими щеками.
— Маттео! — Я задохнулась, извиваясь, когда он прижал большой палец к запретному месту.
— Я собираюсь показать тебе, как хорошо быть плохой,
— Тео! — Я закричала, поморщившись, когда этот большой палец вошел во внешнее кольцо мышц и вдавился внутрь меня. Его член работал с моей киской, скользя внутрь и наружу медленными, опьяняющими движениями, которые дразнили мою точку G, но ни разу не доводили меня до крайности.
— Ты моя. Эта киска моя.
Его большой палец покинул мою задницу, оставив во мне странное ощущение пустоты, пока он не заменил его длинным пальцем и безжалостно не вдавил его.
— Больно, — прошептал я.
— Эта задница моя, — продолжил он, словно не слыша меня. — Ты говоришь, что это больно, но твоя киска душит мой член и такая чертовски мокрая, что я слышу это.
Он добавил еще один палец, заставив меня гореть изнутри. То же самое темное удовольствие, которое я получала, когда Маттео что-то делал, я не хотела бы поджечь меня, свернувшись внутри и ожидая взрыва.
— Позволь мне кончить, — умоляла я, даже не узнавая хриплый собственный голос.
— Ты кончаешь, когда берешь мой член в свою задницу. — Он еще раз дразнил меня своими бедрами, мучая меня всеми возможными способами. — Ты готова к этому?
— Просто сделай это уже, — прошипела я, чувствуя себя странно храброй перед лицом того, что, как я была уверена, разорвет меня надвое. Эта темная сторона меня жаждала того, что делал Маттео, того, как он контролировал мое тело и требовал то, что хотел, без предисловий.
Он застонал, высвобождая пальцы. Он отказался от моей киски в пользу того, чтобы втирать смазку в себя, если сжимающий звук бутылки позади меня был хоть каким-то признаком. Когда он использовал обе руки, у него, наконец, не было другого выбора, кроме как отпустить мою шею. Я повернула голову, чтобы посмотреть на него, наблюдая за ним. Впервые, когда я посмотрела на него, я точно знала, кто он такой. Именно то, что он сделал.
Это ничего не изменило. Это не изменило того факта, что я любила его всеми фибрами души.