– Надо пойти проверить, как там адвокаты. С минуты на минуту может поступить приказ об отмене приговора.
Реймонд поставил гитару в угол, постучал. Дверь открылась, на него снова надели наручники и увели. А еще через пару минут явилась целая команда столового персонала в сопровождении вооруженных охранников. Они быстро развернули и поставили в центре помещения раскладной карточный столик, затем уставили его блюдами с едой. Еды было полно, запахи тут же заполнили комнату, и Бутча с Леоном даже слегка затошнило от голода. С полудня во рту у них не было ни крошки. Инесс, слишком расстроенная, чтобы думать о еде, все же обозрела стол. Жареный сом, картофель фри, кукурузные клецки, капустный салат под майонезом – все это красовалось посередине стола. Справа – блюдо с большим чизбургером, украшенное колечками лука, и еще одна порция картофеля фри; слева – средних размеров пицца со сладким перцем и горячим пузырящимся сыром. Прямо перед блюдом с рыбой лежал на тарелке огромный кусок чего-то похожего на лимонный пирог, сбоку примостилась десертная тарелка с шоколадным тортом. И даже вазочка с ванильным мороженым.
Все трое Грейни изумленно взирали на эти яства, а один из охранников сказал:
– На последнюю в жизни трапезу человек получает все, что хочет.
– Господи, Господи, – пробормотала Инесс и снова зарыдала.
Бутч с Леоном старались даже не смотреть на еду, стоявшую под самым носом, но ароматы были слишком соблазнительные. Сом был обвалян в муке и поджарен на кукурузном масле. А эти свеженарезанные колечки лука! А перчики! Казалось, воздух в комнате загустел от восхитительных ароматов.
Еды здесь вполне хватало на четверых.
Ровно в 11.15 Реймонд с шумом ворвался в комнату. Он цеплялся за охранников, невнятно бормотал какие-то упреки в адрес адвокатов, однако, усевшись за стол, сразу забыл обо всех своих проблемах, и о семье тоже, и жадно принялся за еду. Ел он преимущественно руками, запихивал в рот картошку с луком и говорил, говорил:
– В Пятом округе нам только что отказали, вот идиоты! А апелляция была составлена просто превосходно, сам писал! Но ничего. Сейчас мы на пути в Вашингтон, в Верховный суд. Там на меня работает целая юридическая фирма, люди готовы атаковать. Вообще все идет прекрасно. – Он умудрялся запихивать в рот огромные куски, жевать и говорить одновременно.
Инесс опустила голову и вытирала слезы. Леон с Бутчем терпеливо слушали, изучая плиточный пол.
– Вы с Талуей виделись? – спросил Реймонд, отпив глоток чаю со льдом.
– Нет, – ответил Леон.
– Вот сучка! Хочет написать книгу о моей жизни. Требует дать ей авторские права. Но этому не бывать, нет. Все авторские права я оставляю вам троим. Ну, как вам такой подарочек?
– Здорово, – ответил Леон.
– Супер, – пробормотал Бутч.
Финальная глава жизни Реймонда подходила к концу. Он уже написал автобиографию – две сотни страниц, и ее успели отвергнуть все американские издательства.
Реймонд продолжал заглатывать куски, устроил на столе полное разорение, хватался то за рыбу, то за гамбургер, то за пиццу. Вилка и пальцы так и сновали над столом, часто в разных направлениях, хватали, прокалывали, подцепляли, отламывали, запихивали еду в рот с невероятной быстротой. Он едва успевал пережевывать и глотать. Даже оголодавший боров устроил бы меньше шума. Инесс никогда не уделяла внимания манерам и поведению за столом, и ее мальчики усвоили все дурные привычки. Но одиннадцать лет за решеткой, проведенные в ожидании исполнения приговора, низвергли Реймонда в этом смысле на самое дно.
А вот третья жена Леона воспитывалась по всем правилам и была обучена манерам. И он наконец не выдержал.
– Неужели обязательно так громко чавкать? – раздраженно спросил он.
– Черт, братишка, – тут же встрял Бутч, – да ты производишь больше шума, чем лошадь, жрущая кукурузные початки!
Реймонд так и застыл. Гневно сверкая глазами, он смотрел на братьев. Прошло несколько напряженных секунд. Ситуация могла перерасти в классический скандал, столь характерный для семейства Грейни, со всякими непотребными выражениями и личными оскорблениями. За годы, что Реймонд сидел в тюрьме, такое случалось не раз – в комнате для посещений разыгрывались самые безобразные сцены, все очень болезненные, все памятные. Но Реймонд, и тут надо отдать ему должное, нашел выход из положения.
– Это же моя последняя трапеза, – сказал он. – А моя семья осыпает меня упреками.
– Я – нет, – сказала Инесс.
– Спасибо и на этом, мама.
Леон вскинул руки, показывая, что сдается:
– Прости, брат. Все мы немного на взводе.
– На взводе? – удивился Реймонд. – Думаешь, это ты на взводе?
– Извини, Рей.
– И меня тоже, – сказал Бутч, но лишь потому, что этого от него ожидали.
– Хочешь кукурузную клецку? – И Реймонд предложил одну Бутчу. Несколько минут назад тот бы ни за что не устоял перед соблазном. Теперь же, после отчаянной атаки Реймонда, стол выглядел ужасно. И Бутч, мечтавший проглотить хотя бы несколько ломтиков картошки фри и пару клецок, отказался. Отбирать последние куски у приговоренного к смерти… нет, это было бы неправильно.