– Ну, где-то тридцать один – тридцать два.
– И с чего это он вдруг вернулся?
– Ну, точно не скажу, но вроде бы он очень болен. Буквально при смерти, а в большом городе никто о нем не заботился.
– Так он возвращается домой умирать?
– Получается, что так.
– Исаак в гробу перевернется.
– Говорят, семья много лет посылала ему деньги, лишь бы не показывался в Клэнтоне.
– Небось все деньги Исаака пошли на это.
И тут все принялись рассуждать о деньгах Исаака, его недвижимости, счетах, расходах и доходах, о женах и детях, дальних и близких родственниках, о таинственных обстоятельствах его смерти. В итоге дружно пришли к выводу, что Исаак умер вовремя, потому как оставленная им семья являла собой толпу полных придурков.
– А чем болеет парень?
Тут выступил Раско, один из самых закоренелых сплетников в городе, склонный к преувеличениям:
– Говорят, это какая-то постыдная болезнь. И она не лечится.
Сорокалетний Бикерс, самый молодой из клиентов парикмахерской тем утром, заметил:
– Речь, как я понял, идет о СПИДе, верно?
– Да, так утверждают.
– Получается, он заразился СПИДом и возвращается в Клэнтон?
– Ну, так говорят.
– Быть этого не может!
Слух подтвердился несколько минут спустя, в кафе в восточной части площади, где на протяжении вот уже многих лет завтрак подавала разбитная официантка по имени Делл. Ранние посетители, собравшиеся там, представляли по большей части сменившихся с ночного дежурства полицейских и фабричных рабочих; среди них затесалась пара «белых воротничков». И вот один из посетителей спросил:
– Послушай, Делл, а ты слыхала, что младший Кин возвращается домой?
Делл, часто сама распространявшая слухи просто от скуки, но верившая в надежные источники, ответила:
– Да он уже здесь.
– И у него СПИД. Так, что ли?
– Чем-то он болен, это точно. Весь такой бледный, худющий, выглядит словно ходячая смерть.
– Когда ты его видела?
– Я не видела. Но экономка его тетушки рассказала, что он приехал вчера днем. – Делл стояла за стойкой в ожидании, когда повар подаст с кухни заказанные блюда, все посетители разом смолкли и смотрели только на нее. – Да, парень болен, это точно. Причем неизлечимо, тут уж никто ничего не может поделать. В Сан-Франциско никто о нем не заботился, вот он и решил вернуться домой умирать. Печальная история.
– А где поселился?
– Ну, в большом доме он жить точно не будет. Семья собралась, посоветовалась и решила, что там ему не место. Потому что болезнь у него страшно заразная и смертельная. Поэтому его решили поселить в старом доме Исаака, что в Лоутауне.
– Так он что же, живет с цветными?
– Получается, так.
Понадобилось время, чтобы осмыслить услышанное, но постепенно все стало более или менее ясно. Трудно было смириться с мыслью о том, что Кин теперь живет по ту сторону железнодорожных путей, в «черном» квартале, однако подобное решение выглядело логичным. Нельзя же селить больного СПИДом в той части города, где проживают белые.
Делл меж тем продолжила:
– Одному Господу известно, сколько хижин и домов старик Кин купил и построил в Лоутауне. Думаю, ему до сих пор принадлежат несколько десятков.
– Послушай, а с кем же парень живет?
– Да мне как-то без разницы. Просто не хочу, чтобы он появлялся здесь.
– Все же интересно, Делл. Что ты сделаешь, если он вдруг выйдет и попросит подать ему завтрак?
Она вытерла руки полотенцем, уставилась на мужчину, задавшего этот вопрос, стиснула челюсти, а потом ответила:
– Знаешь, я имею право отказаться обслуживать кого угодно. Постоянных клиентов, конечно, никогда не обижу. Но если он заявится, попрошу его выйти вон. Вы должны помнить, ребята: парень жутко заразный, и речь идет не о какой-то там простуде. Если я обслужу его, потом из его тарелки и стакана будет есть и пить кто-то другой. Вы только вдумайтесь в это!
Они довольно долго размышляли об этом.
И вот наконец кто-то сказал:
– Все же интересно, сколько ему еще осталось?
Этот же вопрос обсуждался на другой стороне улицы, на втором этаже здания суда, в канцелярии, где собравшиеся на утренний кофе сотрудники грызли печенье и делились последними новостями. Майра, отвечающая за сделки с земельными участками, окончила среднюю школу на год раньше Адриана Кина. И конечно, все они уже тогда замечали, что он какой-то другой. А потому речь держала она.