Округ Форд (сборник)

Когда старый «бьюик» тетушки Леоны затормозил перед воротами, Адриан Кин увидел розовый домик с белым крыльцом, обвитым плющом, увидел пестрые цветочные клумбы с маргаритками и геранью, увидел крохотную зеленую лужайку перед входом с низенькой белой изгородью. Потом он перевел взгляд на соседний домик – в точности такой же, только желтый, аккуратный и хорошенький. Взглянул дальше – вся улица была застроена такими же славными, приветливыми домиками: с цветами, креслами-качалками во дворах, а их двери словно приглашали войти. Потом он снова посмотрел на розовый домик и решил, что лучше уж умрет здесь, чем в мрачном особняке, находившемся всего в миле отсюда, который только что покинул.

Садовник, так и не снявший рабочие перчатки из опасения подхватить заразу, быстро выгрузил из машины два дорогих кожаных чемодана с вещами Адриана и тут же отъехал, даже не попрощавшись, не пожав ему руку. Он получил четкие указания от мисс Леоны немедленно вернуть «бьюик» и промыть весь салон дезинфицирующим средством.

Адриан еще раз оглядел улицу, заметил на крылечке одного из домов людей, отдыхающих в теньке, затем подхватил чемоданы и зашагал через двор по дорожке, выложенной кирпичом. Дверь отворилась, на крыльце предстала улыбающаяся мисс Эмпория:

– Добро пожаловать, мистер Кин!

– Пожалуйста, давайте без этих ваших «мистер», – поморщился Адриан. – Рад познакомиться. – Подобный обмен любезностями предполагал рукопожатие, но Адриан осознавал, что с этим возникнут проблемы, а потому быстро добавил: – Знаете, руки пожимать можно, ничего страшного, но можно прекрасно обойтись и без этого.

Предложение вполне устраивало Эмпорию. Леона предупредила, что внешность парня может ее напугать. Эмпория быстро отметила впалые щеки, ввалившиеся глаза и неимоверно бледную кожу – такой ей еще не доводилось видеть. Она притворилась, что не замечает всего этого, в том числе и страшной худобы парня – одежда болталась на нем как на вешалке. И тут без колебаний она указала на маленький столик на крыльце и спросила:

– Не желаете ли чаю, сладкого-сладкого?

– Спасибо, с удовольствием.

Говорил он коротко и отрывисто, южный акцент утерян давным-давно.

«Интересно, – подумала Эмпория, – что еще успел утратить этот молодой человек?» Но вот они уселись за плетеный стол, и она налила ему чаю с сахаром. Рядом стояла тарелка с имбирным печеньем. Она взяла одно, он не стал.

– Аппетит есть? – спросила Эмпория.

– Пропал, – ответил Адриан. – За время, что не приезжал сюда, я сильно потерял в весе. Отказался от всего жареного. Да и вообще я особым любителем поесть никогда не был. Ну и потом, когда болеешь… какой уж там аппетит.

– Так что много готовить мне не придется?

– Думаю, нет. Скажите, а вас… устраивает эта договоренность? Просто я хотел сказать, моя семейка умеет взять человека за горло – наверное, и с вами так обошлись. Но если вы не хотите, я могу найти другое место для проживания.

– Нет, что вы, договоренность меня вполне устраивает, мистер Кин.

– Пожалуйста, называйте меня просто Адриан. А вас как зовут?

– Эмпория. Стало быть, будем называть друг друга по имени?

– Решено.

– И где же вы хотели найти другое место, Адриан? – спросила она.

– Не знаю. Сейчас все носит такой… временный характер. – Голос его звучал хрипловато, слова он произносил медленно, с трудом. На нем были синяя хлопковая рубашка, джинсы и сандалии.

Когда-то Эмпория работала в больнице и навидалась там немало раковых больных, находившихся при смерти. Этот молодой человек, теперь очень больной, несомненно, некогда был очень хорош собой.

– А вас эта договоренность устраивает? – спросила она.

– Почему нет?

– Ну, белый джентльмен из такой известной семьи, и живет здесь, в Лоутауне, с черной старой девой.

– А что, забавно! – На его губах в первый раз возникло подобие улыбки.

– Уверена, мы поладим.

Он помешивал чай ложечкой. Улыбка исчезла, лицо стало задумчивым. Эмпория тоже размешивала свой чай, а потом подумала: «Бедняга. У него так мало причин улыбаться».

– Я уехал из Клэнтона по нескольким причинам, – сказал Адриан. – Это плохое место для таких, как я, – гомосексуалистов. И не слишком хорошее для людей вроде вас. Меня тошнит всякий раз, когда я вспоминаю, как меня воспитывали. Мне стыдно за свою семью, за то, как они обращались с темнокожими. Я ненавижу косность и фанатизм в любых проявлениях. Просто не мог дождаться, когда выберусь оттуда. К тому же мне страшно хотелось попасть в большой город.

– В Сан-Франциско?

– Нет, сначала я поехал в Нью-Йорк, прожил там несколько лет, потом получил работу на Западном побережье. Ну и осел в Сан-Франциско. А потом заболел.

– Почему же вы вернулись, раз так не любите этот город?

Адриан тяжело вздохнул, словно ответ требовал нескольких часов объяснений или у него вовсе не было ответа. Вытер пот со лба, но вспотел он не от жары и высокой влажности, а просто потому, что болен. Отпил глоток. А затем сказал: