Читаем Окруженец полностью

Немцы уже начали готовить факелы и вытащили из грузовика канистру с горючим. По два человека отправились в разные концы деревни, остальные остались возле сарая. Все стало ясно, каратели хотят сжечь деревню, а потом проделать то же самое с людьми, заперев их в сарае. Вот, твари!

Я соскользнул с дерева, рассказал все капитану, а потом приказал:

— Сейчас дуй к сараю, занимай позицию с правой стороны. И, как только людей загонят в сарай, начинай войну. Не давай запереть двери и не подпускай факельщиков. Во время боя сарай, хоть немного, защитит людей от пуль.

— А ты как же?

— Я подойду потом с другой стороны, но сначала причешу поджигателей, хотя бы двоих. Всех мне не достать, времени нет. Все, пошли!

Мы разбежались в разные стороны, но перед этим я нацепил повязку и полицайскую кепку. Потом кинулся к крайнему дому, который уже начинал гореть. Значит, эта сволота где-то здесь, а стрелять раньше времени нельзя, поэтому, мгновенно, в моей руке оказалась финка. Ага, вот и они, переходят через улицу к другой избе. Я стал орать и отчаянно размахивать руками, стремительно приближаясь. Немцы ничего не понимали, поэтому остановились посередине улицы, поджидая меня. Каратели чувствовали свою безнаказанность и нападения не ожидали, приняв меня за полицая. Очень маловероятно было, что они знали полицаев в лицо, и я этим воспользовался, к тому же они стояли рядом друг с другом. Первому я одним взмахом руки перерезал глотку. Он беззвучно, прижимая руки к горлу повалился на землю. Одновременно, растопыренными пальцами левой руки, я нанес удар по глазам второго. Он поднял руки к своей голове, и я отправил его на небеса ударом ножа прямо в сердце. Сразу отбежал, прижался к плетню и огляделся. С другого края деревни полыхали уже два дома, но у сарая пока тихо, без стрельбы. Поэтому я решил прихватить и этих факельщиков. Быстро проскочил по огородам на другой конец деревни. Каратели шли уже к четвертому дому, весело переговариваясь и громко хохоча. И поэтому ничего не поняли, когда перед ними, прямо из-под земли, вдруг выскочил страшный дядька и срезал их одной очередью.

От сарая тоже донеслась стрельба. Вот, черт, не получилось тихо, но ничего, разберемся. Я рванул к сараю, заходя немцам в тыл. Прогремели два гранатных взрыва, капитан ведет войну по-взрослому! Кое-чему я его все-таки научил. Я осторожно выглянул из-за угла недалеко стоявшей баньки. Немцы залегли и вели огонь по капитану, который постоянно перемещался с места на место.

Молодец! Людей не видно, наверное, залегли в сарае, двери которого еще не были заперты.

Сколько карателей осталось в живых, определить было невозможно. Но я заметил, что стреляют по Ваньке еще и из-за машины. Подобравшись поближе, я метнул гранату прямо под грузовик. Раздался страшный взрыв, огонь взметнулся вверх метров на десять. Уцелевшие немцы оглянулись, но я и их угостил гранатой. Все стихло, даже люди перестали кричать в сарае. Интересно, как там капитан? Ведь это он вел встречный бой с противником, тогда как в мою сторону не было сделано ни одного выстрела. Везет же мне! Но немцев надо проверить, и я осторожно пополз в их сторону. И тут раздался мальчишеский крик:

— Дяденька солдат, вот он ползет, гад! В кепке!

Сразу же рядом со мной прошла очередь. Вот гадство, я и забыл, что у меня на голове полицайская кепка. Я судорожно сдернул ее и заорал:

— Ванька, не стреляй! Я это!

Но он толи не расслышал, толи не поверил мне, поэтому крикнул:

— Назови имя моего комбрига!

— Иванов Юрий Иванович!

— Правильно!

Ванька начал подниматься из-за куста, но я боковым зрением заметил, что один из карателей неожиданно зашевелился, беря капитана на прицел. Времени у меня было в обрез, поэтому я швырнул в немца гранату с невыдернутой чекой. Раздался ужасный хруст, граната попала прямо в висок, и немец уткнулся головой в землю.

Я медленно поднялся на ноги, и люди стали потихоньку выходить из сарая, настороженно глядя на меня. Со стороны леса неторопливо шел Ванька, зажимая рукой раненое левое плечо. Вот, гады, все-таки зацепили капитана, но, похоже, что не тяжело. Ванька подошел и остановился рядом со мной. Тем временем, люди уже выбрались из сарая и стали около нас полукругом. И тоже молчали. Надо же, просто немая сцена какая-то, прямо как в «Ревизоре». Последним к нам подошел седой бородатый старик, долго осматривал нас, а затем еле слышно произнес:

— Спасибо вам, сынки. От всего общества спасибо.

Я негромко кашлянул и сказал, обращаясь к старику:

— У меня друг ранен, перевязать бы надо.

Дед тут же повернулся к людям и, уже громким голосом, приказал:

— Ну-ка, бабы, займитесь солдатом, из-за нас ведь пострадал.

Из толпы вышла женщина средних лет и позвала Ваньку с собой:

— Пойдемте, я тут рядышком живу. Сейчас ранку обработаем.

Они ушли, вместе с ними отправились еще две женщины, а я обратился к старику:

— Уходить вам надо отсюда, дедушка! Не дадут вам немцы покоя.

Он лишь устало махнул рукой:

— Пойдем, присядем, солдат. А то что-то ноги плохо держат.

Мы подошли к проклятому сараю, уселись на бревно, лежавшее на земле, и старик продолжил:

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза