Окружение Гитлера

Перед судом военные преступники предстали 20 ноября 1945 года. Им был зачитан обвинительный акт, который переводился на французский, немецкий и русский языки. На следующий день Геринг отказался признать себя виновным, и Джексон – главный обвинитель от США – перешел к речи, в которой рассказал о зверских преступлениях нацистов: пытках, концлагерях, геноциде еврейского населения. Обвиняемые были потрясены: многие из них не подозревали о том, что в Германии и на оккупированных землях происходили настолько ужасные вещи. Еще большее впечатление и на судей, и на подсудимых произвел документальный фильм о концлагерях, показанный 29 ноября. В последующие дни появлялись все новые и новые доказательства преступлений фашистов, сменялись свидетели, зачитывались стенограммы переговоров. Геринг держался высокомерно и сдержанно. Но хладнокровие покидало его всякий раз, когда речь шла о величии Германии или личности Гитлера. Вождь и родина были для Геринга священными понятиями.

Обвинения против Геринга, озвученные помощником главного обвинителя 8 января 1946 года, не содержали в себе никаких неожиданностей для «нациста номер два». Главными из них были сотрудничество с Гитлером, участие в установлении террора в Пруссии, создание и развитие военной авиации, подготовка военных операций, захват сырья и исторических ценностей на оккупированных территориях, порабощение их жителей… Доказательств у обвинения было более чем достаточно: свидетельские показания (в том числе – плененного Паулюса), подписанные лично Герингом документы, фотографии. Все свободное время Геринга уходило на изучение документов, отчетов, протоколов. Он отыскивал малейшие нестыковки и несоответствия, которые могли стать основанием для признания обвинений несостоятельными. Некоторые из объяснений, которые он давал во время процесса, выглядят несколько наивно. Например, вывоз предметов искусства в Каринхалл он объяснил тем, что после его смерти эта богатейшая коллекция должна была стать достоянием немецкого народа. Когда его ознакомили с обвинением в проведении опытов на мозгу убитых сумасшедших, Геринг заявил, что опыты были необходимы Люфтваффе для обеспечения безопасности летчиков. И если бы не умалишенные, пришлось бы использовать для этой цели нормальных людей. Нередко он вел себя настолько вызывающе, что даже те, кто оказался вместе с ним на скамье подсудимых, испытывали неловкость.

Геринга, который знал об аресте жены и дочери, больше всего беспокоила не собственная участь, а безопасность семьи. О ней долгое время ничего не было известно, и только в начале марта 1946 года узнику сообщили, что Эмма с дочерью были освобождены и нашли приют в небольшом домике в Закдиллинге. Через адвоката Геринг смог организовать переписку с семьей.

Свидетели защиты, приглашенные на последующие заседания, стремились обелить Геринга, но порой их усилия приводили к обратному результату. Так, Бернд фон Браухич и Пауль Кёрнер попытались выставить рейхсмаршала мирным человеком, который всячески отговаривал Гитлера от ведения войны и ничего не знал об ужасах концлагерей, однако их слова меркли перед огромным количеством документов и доказанных фактов.

13 марта Герингу представилась возможность выступить перед трибуналом. Он рассказал о знакомстве с Гитлером и начале своей карьеры. Затем последовал ряд вопросов, касающихся его роли в приходе Гитлера к власти, военных преступлениях и организации концлагерей. Геринг держался уверенно, не отрицал своей причастности к возвышению фюрера. Что касается концентрационных лагерей, он объяснил их организацию нехваткой мест в тюрьмах, а уничтожение тысяч людей – перегибами, допущенными исполнителями. Он признал, что создал военную авиацию Германии, не отрицал свою роль в аншлюсе Австрии и кампаниях в Польше и Франции. Вторжение же в Голландию и Бельгию объяснил там, что разведка получила сведения о концентрации войск вдоль немецкой границы. Тем не менее, он настаивал на том, что отговаривал Гитлера от войны с Россией, отрицал осведомленность о зверствах нацистов на захваченных территориях, пытках, намеренном уничтожении людей. У тех, кто слышал его во время трибунала, создалось впечатление, что Геринг вернулся в начало тридцатых. Он, несомненно, умел произвести впечатление, хотя нередко срывался в самолюбование. Казалось, наиболее болезненными для Геринга были не серьезные обвинения в совершенных им преступлениях, а комичные детали частной жизни. Когда Шахт упомянул, что в своем особняке Геринг ходил с накрашенным лицом, в тоге и увешанный украшениями, тот вполголоса сказал со скамьи подсудимых, что подобные вещи не стоит обсуждать во время судебного заседания. Задели его и слова из меморандума Рёдера, особенно тот абзац, в котором говорилось о том впечатлении, которое он производил на часть окружения Гитлера. По словам Рёдера, Геринг был хвастуном, демагогом, эгоистом и лжецом. И Гитлер был прекрасно осведомлен о негативных качествах своего преемника и охотно стимулировал их, чтобы избежать превращения Геринга в опасного соперника.