В 35 г. до н. э. Цезарь действовал на севере, дойдя до Сегесты на р. Сава (нынешний Сисак в Хорватии) и разместил здесь на зимние квартиры два с половиной легиона. Вполне возможно, что он подумывал о крупной экспедиции в сторону Дуная и Дакии, царь которой рассматривался в последние годы как серьезная угроза и чьи владения, что еще более вероятно, являлись конечной целью наступления, планировавшегося Юлием Цезарем. Если такие идеи теперь и возникали, то от них быстро отказались – по крайней мере на данный момент. В 34 г. до н. э. внимание все больше сосредотачивалось на Далмации. Операции велись против многих мелких племен и кланов – Цезарь перечислит не менее тридцати различных народов, когда отправит сообщение сенату по окончании кампаний. Местность была трудной для боевых действий, и в прошлом не одна римская армия оказывалась в окружении, когда враги занимали все входы и выходы из долин, окруженных возвышенностями или горами. Цезарь действовал осторожно, посылая фланговые отряды вдоль вершин холмов по обе стороны – практика, известная в пограничных районах Северо-Западной Индии в XIX в. Та же задача стояла и в I в. до н. э. Любой неприятель, пытавшийся атаковать главную колонну на дне долины, в свою очередь оказывался под ударом римских фланговых отрядов, занимавших позиции на склонах. Имели место не крупные бои, а множество рейдов и засад, не раз осаждались цитадели племен на вершинах холмов.[303]
Вновь и вновь делался акцент на личных заслугах императора Цезаря, что наверняка восходит к его собственным мемуарам. Во время осады Метула – небольшое место, чье название было едва известно в римское время, а ныне его невозможно локализовать – он начал наблюдать за штурмом с удобной точки на высокой башне. Его солдаты соорудили насыпь напротив вражеской стены, но не вплотную к ней. На ее вершине было четыре мостика, по которым римляне могли перейти на вражескую стену. Обороняющиеся яростно сопротивлялись, и в конце концов первый, а за ним второй и третий мосты опрокинулись или упали под тяжестью атакующих, так что легионеры все менее охотно ступали на последний из оставшихся мостов.
Цезарь сошел со своего наблюдательного пункта и стал кричать своим людям, призывая их идти вперед. Когда это не принесло успеха, он решил увлечь их личным примером: вырвал щит у простого воина – то же самое сделал, как известно, Юлий Цезарь в один из критических моментов – и бросился на последний уцелевший мост, сопровождаемый только Агриппой и некоторыми другими людьми из своего штаба. Вдохновленные или пристыженные, легионеры толпой бросились за ним, но их оказалось слишком много, и под тяжестью множества воинов мост рухнул в глубокую впадину между насыпью и стеной. Некоторые из атаковавших погибли при падении, Цезарю же удалось отделаться травмами правой руки и обеих ног. Он быстро вернулся – вероятно, не без серьезной помощи со стороны – на верхушку наблюдательной башни, благодаря чему воины могли видеть, что он жив и по-прежнему в состоянии руководить боем (а в последующие годы и вознаградить своих солдат). Легионеры принялись строить новые мосты, так что приступ можно было возобновить. Обескураженные таким упорством и решимостью, столь свойственными римлянам, защитники Метула вскоре сдались.[304]
Годом позднее, сражаясь у стен другой, неизвестной нам крепости, императора Цезаря ранили камнем в колено (брошенным или запущенным из пращи – неясно) и в течение нескольких дней он не мог ходить. Эти операции не отличались масштабностью, однако сопровождавшая их борьба была серьезной и трудной. Во время какой-то осады одна из когорт во время ночной вылазки неприятеля запаниковала и обратилась в бегство. Цезарь приказал подвергнуть ее децимации, т. е. одного человека из десяти забить насмерть, а остальным до конца кампании выдавать в качестве рациона ячмень вместо пшеницы – позорящее наказание, ибо ячмень являлся пищей животных и рабов. Более необычной стала казнь двух центурионов, упомянутая в источниках. Поскольку в когорте насчитывалось самое большее шесть командиров такого ранга, это показывает, что главная ответственность лежала на них. Антоний подверг децимации одну из своих когорт в 36 г. до н. э. в Армении во время аналогичной паники. Рассказывали и об одном военачальнике в Испании, который в эти годы прибег к той же мере.[305]
Это было традиционным наказанием, но в последнее время оно применялось редко и рассматривалось как проявление почти забытой стародедовской суровости.