Октавия

- Бакстон Филипс прислал свои извинения. Скоро он сам приедет в Оксфорд и пригласит меня на обед.

Он встал и отдернул занавески.

- Вот видишь, как все прекрасно складывается, - сказала Гэрриет.

Разливая кофе, она старательно отворачивала от Саймона ту сторону носа, на которой сидел прыщ.

- Кстати, малышка, ты можешь начинать собирать вещи, - сказал он, щедро намазывая рогалик маслом.

- Что, твоя мама приезжает погостить?

- Нет. - Он покачал головой, почему-то очень ласково глядя на Гэрриет. - Просто я думаю, что нам с тобой пора разбегаться.

Гэрриет застыла от неожиданности, кровь отлила у нее от лица.

- Но почему? Неужели из-за того, что я разбила твоего далматинца, выпустила воду из ванны и забыла про твой костюм? Или это из-за мусаки? Так прости меня, впредь я постараюсь быть внимательнее.

- Дело не в этом, крошка, - сказал он, намазывая на рогалик толстый слой джема. - Просто все хорошее когда-нибудь кончается. Тебе нужно жить, набираться опыта с другими мужчинами.

- Но мне не нужны другие мужчины. Мне нужен только один.

Саймон молча пожал плечами.

- К-когда я тебя увижу? - Ее начало трясти.

- Неужели ты не понимаешь, что ты меня только мучаешь? - тихо сказал он.

Гэрриет опустилась на стул.

- Мои рубашки! - Он торопливо выхватил из-под нее рубашки, выглаженные ею накануне.

Она смотрела на него широко раскрытыми глазами.

- Скажи, что я сделала не так?

- Ради Бога, Гэрриет, ты все делала так.

Это дурной сон, стучало у нее в висках, - сон, не явь. Счастье, как мартовский ноздреватый снег, стремительно таяло вокруг нее.

- Тогда почему мы больше не можем быть вместе?

- Но, малышка, всему свой срок. Ты чертовски славная девочка, и мы с тобой хорошо повеселились. По-моему, я откупорил тебя очень нежненько, твой следующий парень будет от тебя в восторге, но согласись, нам обоим пора двигаться дальше.

- Но… - Она запнулась. - Я люблю тебя.

Саймон вздохнул.

- Это твои проблемы, малышка. Я ведь ни слова не говорил тебе о любви и не обещал, что все это продлится вечно.

На ее лице появилось жалкое, несчастное выражение.

- Я не верю тебе, - прошептала она.

Разговор, вопреки расчетам Саймона, складывался не очень легко, точнее, совсем не складывался. Черт возьми, и почему все женщины вечно норовят вцепиться в одного мужчину? Он молчал и сосредоточенно обгрызал кожу вокруг ногтя. Гэрриет вдруг показалось, что он уменьшился в размерах, словно усох, и смотрит на нее затравленным зверем. Она облизнула пересохшие губы.

- У тебя теперь будет другая, да?

- Разумеется, будет другая, - буркнул он. Недовольство собой придало ему жестокости. - Борзая возвращается. Я получил от нее письмо.

- Значит, она возвращается… и меня можно выгнать на улицу, как надоевшую собаку, да?

Только теперь она медленно начала осознавать, что в его будущем нет и не было для нее места.

Саймон попробовал новый ход.

- Понимаешь, Гэрриет, ты слишком хороша для меня.

- Нет. - Она беспомощно помотала головой.

- Правда, слишком хороша. Борзая, конечно, страшная сука, но это как раз то, что мне надо.

В окно вдруг заглянуло солнце, чего уже давно не было, и осветило беспорядок в комнате - неубранную постель, свисающие со всех стульев вещи Гэрриет, переполненные пепельницы.

- Не грусти, - сказал Саймон. - Видишь, какой отличный сегодня денек? Ну давай, малышка, уже поздно, пора собирать вещички.

Пока он ходил с ее чемоданом по комнате и бросал в него без разбору шарфы, пластинки, книги и косметику, ей казалось, будто он большим ластиком стирает ее след из своей жизни. Он с трудом сдерживал радостное возбуждение и простился с нею кое-как: шлепок по попе, небрежное “пока” - и все. Когда дверь за Гэрриет захлопнулась, ей даже послышался вздох облегчения. Тут же раздались удаляющиеся шаги: это Саймон бросился наводить порядок к приезду Борзой.

Дома Гэрриет вывалила вещи из чемодана и упала на кровать. С минуту она лежала, слушая перезвон часов на оксфордских башнях. Ей предстояло прожить целый день, а потом еще целую жизнь - без Саймона. Она встала, включила газ и опустилась на колени возле плиты. Через десять секунд газ кончился, и стрелка застыла на нуле.

Зашла миссис Гласе и начала крикливо требовать деньги за прошлый месяц, но, увидев лицо Гэрриет, тут же умолкла. “Белая, как смерть, бедняжка, - говорила она потом своему мужу. - Знать, грешить тоже не сладко”.