Октябрь 1917. Кто был ничем, тот станет всем

Представитель ВРК должен был днем подать Временному правительству ультиматум с требованием сдаться в течение 15 минут. В это время над Петропавловской крепостью должен был подняться флаг. В случае отказа в сдаче — спустя указанные 15 минут — флаг должен был быть спущен в знак наступления, с открытием в первую очередь артиллерийского огня с крепости и «Авроры». Фактически этот план проведен не был»[2881].

Еще затемно, в 6–7 утра, первые части ВРК начали выдвигаться для занятия подступов к Зимнему дворцу. «Цепи сжимались, но операции значительно замедлялись тем, что управление наступавшими войсками находилось в различных местах. Приказание приходилось передавать через самых ответственных работников, которые метались во все стороны на автомобилях. Поэтому решено было перебросить общее руководство в Петропавловскую крепость. Одновременно штабу правого сектора дано было распоряжение поместиться в казармах Павловского полка; штабу левого сектора — в Балтийском экипаже; штабу центра приказано находиться в непосредственной близости наступающих цепей»[2882], — рассказывал Подвойский. «При неопытности командиров, перебоях связи, неумелости красногвардейских отрядов, вялости регулярных частей сложная операция развивалась с чрезмерной медленностью»[2883], — писал Троцкий.

В такой обстановке ночью была собрана группа членов ЦК большевиков и доверенных коллег для обсуждения вопроса о новом правительстве: его названии и персональном составе. Никаких протоколов нет, состав участников не ясен — люди приходили и уходили, — как и статус собрания. Есть лишь воспоминания, притом относящиеся, похоже, к разным дням революции. Официально же: «Ленин участвует в заседании ЦК РСДРП(б), на котором обсуждается вопрос о составе Советского правительства России»[2884].

Вспоминал Милютин: «Центральный комитет партии (большевиков) заседал в маленькой комнатке № 36 на первом этаже Смольного. Посреди комнаты стол, вокруг — несколько стульев, на пол сброшено чье-то пальто… В углу, прямо на полу лежит товарищ Берзин… Ему нездоровится. В комнате исключительно члены ЦК, т. е. Ленин, Троцкий, Сталин, Смилга, Каменев, Зиновьев и я». Память Милютина подводила. Была Ольга (Сарра Наумовна) Равич, писавшая потом об участии также «нескольких членов ПК». Например, Молотова, который свидетельствовал: «Мне пришлось быть в одной из комнат нижнего этажа в Смольном, где Ленин вместе с несколькими членами ЦК обменивались мнениями по вопросу о формировании первого Советского правительства». Луначарский помнил: «Это свершалось в какой-то комнатушке Смольного, где стулья были забросаны пальто и шапками и где все теснились вокруг плохо освещенного стола. Мы выбирали руководителей обновленной России».

Иоффе от имени ВРК рассказал об обстановке. «Вопрос еще не решен — на нашей ли стороне победа или нет, — писал Милютин. — Но соотношение сил вполне определилось — перевес на нашей стороне». Ломов: «Положение совершенно определилось; фактически власть находилась в наших руках». Даже Каменев с этим соглашается:

— Ну, что ж, если сделали глупость и взяли власть, то надо составлять министерство.

Кто-то отнесся к этому предложению, как к шутке. Другие стали говорить, что большевики у власти и двух недель не продержатся. Вступил Ленин:

— Ничего, когда пройдет два года и мы все еще будем у власти, вы будете говорить, что вряд ли еще два года продержимся.

Он предложил Милютину взять карандаш и бумагу и записывать.

Как называть правительство?

«В памяти осталось обсуждение вопроса о самом наименовании нового правительства, — писал Молотов. — Все пришли к выводу, что в той обстановке не подходят существовавшие до этого обычные наименования — министр, Кабинет министров. Искали чего-то нового, более близкого народу, и вскоре пришли к выводу: министров именовать народными комиссарами, Кабинет министров — Советом Народных Комиссаров. В тех условиях, когда так дискредитировали себя и царские министры, и министры Керенского, — это решение нашло свой положительный отклик и среди трудящихся, и в действующей армии». Милютин утверждает, что слово «комиссары» пришло на ум Троцкому. А название «Совет народных комиссаров» — Каменеву. Ленину понравилось:

— Это превосходно — ужасно пахнет революцией!

«И мною было записано — Совет народных комиссаров», — подтверждал Милютин.

Перешли к персональному составу.

Ломов свидетельствовал: «Мы знали, где бьют, как бьют, где и как сажают в карцер, но мы не умели управлять государством и не были знакомы ни с банковской техникой, ни с работой министерств… Желающих попасть в наркомы было немного. Не потому, чтобы дрожали за свои шкуры, а потому что боялись не справиться с работой… Все народные комиссары стремились всячески отбояриться от назначения, старались найти других товарищей, которые могли с большим успехом, по их мнению, занять пост народного комиссара».

Ленин предложил возглавить Совнарком Троцкому, который напишет: «Я привскочил с места с протестами — до такой степени это предложение показалось мне неожиданным и неуместным.